Так и Халид Асаад ждал Светлану Соломину из черной, как бездна, ямы, лежавшей под усыпальницей девяти пророков… и не дождался.
«Девочка погибла… Наша девочка погибла», — сжималось сердце старика.
Сколько сил было отдано, чтобы спасти ее от голодной смерти. Сколько радости она доставила экспедиции, когда влилась в команду, как ручеек в большую реку, и поплыла, поплыла вместе с ними… Теперь все кончено.
Музей Тадмора собирались эвакуировать в Дамаск, и Халид наклеивал стикеры на лучшие погребальные плиты в гипогее, чтобы рабочие демонтировали их и упаковали в ящики. Он пробыл здесь всю ночь, всю эту тяжелую ночь, стараясь успокоиться, и все равно мысли терзали его. Как он скажет о гибели Светланы своим товарищам? Казимеж ответит, что не нужно было брать девушку в экспедицию. Что переживет Стип, у которого только начались отношения? Он весь сиял от счастья, когда видел ее. Ничего нет страшнее, чем брать на себя роль вестника смерти.
В гробницу водили экскурсии, поэтому многие ценные экспонаты в свое время оставили здесь, на месте. Каждая ячейка богатого захоронения закрывалась каменной плитой с портретным изображением умершего. Если это был глава семьи или иной заслуженный человек, его изображали возлежащим на ложе с чашей вина и в окружении членов семьи.
Гипогеи были древнейшим видом погребальных сооружений в Пальмире. Башни над ними начали строить около I века до нашей эры. Все народы пытались создавать запоминающиеся погребальные памятники, чтобы прославить своих предков. Египтяне строили пирамиды, скифы насыпали огромные курганы. А со II века нашей эры погребальные башни Тадмора возводили уже без подземной части. Это потому, что учение Заратустры распространилось от Элама в Иране до Маргуша в Туркменистане. В Пальмире, следуя зороастризму, тела умерших тоже стали хоронить так, чтобы они не касались чистых стихий — земли, воды и огня.
Их стали хоронить в склепах, высеченных в скалах, или в высоких башнях.
Когда в III веке Тадмор вошел в состав Римской империи и здесь появились первые христиане, башни больше не возводили. Основным видом погребения знати в Пальмире опять стали подземные склепы.
В тот день, когда Халид Асаад, оплакивая погибшую Саломею, корпел в гипогее, который построили во II веке нашей эры братья Наамаи, Малэ и Саеди, в гробнице появился вооруженный военный. Асаад вздрогнул от неожиданности, но потом сквозь солнечный свет рассмотрел, что это Сухель аль-Хасан, командир роты охраны. Вслед за ним сюда вошли двое солдат.
— Что случилось? — насторожился Халид, увидев, что солдаты расхаживают по склепу, внимательно осматривая все вокруг.
— Просим вас выйти с нами наружу, почтенный Халид, — официально попросил Сухель аль-Хасан.
Было заметно, что он взволнован.
У гробницы стоял «Лэнд Крузер», шофер которого рассматривал штабель деревянных ящиков.
— Это что за ящики? Для боеприпасов? — не поздоровавшись, спросил водитель.
— Для экспонатов, — пояснил Халид Асаад, хотя был возмущен невежливостью молодого человека.
В мусульманском мире сначала старший приветствует младшего, а потом тот должен ответить. Таков этикет, о котором военный водитель, видимо, забыл.
— Почтенный Халид, надеюсь, документы соглашения с сирийской армией у вас с собой? — поинтересовался Сухель аль-Хасан.
— Нет, в музее.
— Тогда прошу вас проехать с нами туда, чтобы все оформить, как подобает.
— Да что случилось? — взвился старик.
Главный смотритель, не торопясь, аккуратно запер решетку гробницы, прошел к машине и устроился на заднем сиденье за водителем. Дверцу ему услужливо открыл, а потом захлопнул офицер. Вади аль-Кубур тянется с востока на запад, внедорожник ехал на север, в Тадмор, мимо усыпальниц, где упокоились десятки тысяч жителей Пальмиры.
— Кто у вас дома? — спросил аль-Хасан.
— Никого, — сердито ответил Асаад, досадуя, что военный не говорит ничего конкретного. — Я один живу.
Главный смотритель отпер дверь музея и пропустил военных внутрь перед собой.
— Заходите, садитесь, — сухо сказал он.
Офицеры почувствовали легкую неловкость. Долго пристраивали автоматы АК-47, чтобы не поцарапать мебель или не повредить артефакты.
— Присядем, почтенный Халид, — предложил Сухель аль-Хасан.
Старик сел, робея. Таким командира роты охраны он еще не видел. Сразу вспомнились события последних часов, особенно разговор с Саломеей. «Неужели кто-то еще погиб в этой проклятой пещере?» Словно отвечая на вопрос хранителя древностей, офицер, прокашлявшись, начал свое повествование:
— Дело в том, что сегодня в районе пещеры отшельников на горе Дар Эль-Байда пропал без вести генерал управления политической безопасности Иссам Захреддин. Мы его разыскиваем.
«Вот тебе еще один охотник за ценностями мира. Ну, знать, туда ему и дорога», — подумал Асаад, а вслух спросил, изображая замешательство:
— А какое я имею к этому отношение?
— Почтенный Халид, вы ничего такого не подумайте, — заискивающе произнес офицер. — У нас есть два указания, спущенные свыше. Проверить все окрестности, в том числе и ваш музей.
— Меня будут обыскивать? — Возмущению Халида не было предела. — Меня? Человека, который свою жизнь прожил ради культурного наследия родной Сирии?
— Дорогой наш хранитель истории! — почти умоляюще воскликнул офицер. — Так надо — не противьтесь. Это в целях вашей же безопасности.
Офицер беззлобно смотрел на старого чудака из музея, будто хотел от себя добавить, что он искренне выражает свое уважение и признательность, но ничего не может поделать.
— Ладно… Поверяйте, — смягчился старик. — Только аккуратнее. Здесь есть ценности, которые старше даже нашего народа.
Сухель аль-Хасан встал, сделал легкий поклон старику. То же повторили и военные.
— Выполняйте, — коротко приказал командир роты охраны, и офицеры принялись осматривать кабинет.
— Вам понадобятся ключи от других помещений? — осведомился Халид. — Но уверяю вас, туда никто, кроме меня, проникнуть не может. Куда мог пропасть этот ваш генерал?
— Этот же вопрос задает себе наше начальство, — озадаченно ответил офицер. — Вы сами знаете, что вчера наше подразделение потеряло двух солдат возле ваших раскопок. Начальство связывает пропажу генерала с этой гибелью. Очевидно, он тоже убит или похищен врагами нашего правительства.
— О времена, о страсти какие, — проворчал старик, словно речь шла о репортаже в новостях. — Хотите чаю, Сухель?
— Буду очень признателен, почтенный Халид.
— А какое второе указание вы получили от своего начальства? — поинтересовался старик после четвертой пиалы чая с финиковым конфитюром. — Может, я вам чем-то смогу помочь?
— Конечно, сможете, почтеннейший. Ведь речь идет о вас, — улыбнулся Сухель аль-Хасан. — Сказали беречь вас как зеницу ока.
