Как они, два слабосильных старика, схватили рыдающего парня за руки, едва сдержав его порыв. Как он упал там же, у ящиков, в бессилии своего горя молотя кулачищами по пыльной, выложенной серым камнем дороге, разбивая руки в кровь. «Я не верю! Не верю! Вы обманываете меня… Я спущусь туда. Пусть даже эта тварь белая откусит мне вторую ногу. Я хочу…»
— Не получится, Стип, — с печалью говорил Халид Асаад. — Повторный взрыв полностью завалил спуск в пещеру.
И это было правдой. Последний шанс остаться в живых у девушки-воина забрал взрыв природного газа.
Хранитель музея, едва переставляя ноги от усталости и горя, подошел ко входу в склеп. Еще до того, как отпереть решетку, он заметил лежащего в гипогее человека.
— Что это, о Аллах?!
Пожилой сириец быстро открыл замок и увидел крепкого мужчину в камуфляже, лежащего лицом вниз.
— Стип? Когда ты успел? — изумленный профессор кинулся к раненому. — Стип!
Но это был не хорват. На каменном полу усыпальницы лежал мужчина средних лет: высокий, светловолосый, весь в крови, будто его терзали дикие звери. Это был Виктор Лавров. Измученный, истерзанный, но все же живой.
Разводы грязи на камуфлированном комбинезоне говорили о том, что человек долго и мучительно полз, выбираясь из чудовищного подземного лабиринта.
Халид осторожно тронул мужчину за плечо и услышал сдавленный стон.
— Алло, пан профессор! — позвонил Халид по мобильному.
— Да, господин смотритель, — отозвался в трубке голос поляка.
— Отбросим этикет, дружище, — не сдержался Асаад. — Я вас очень прошу, возьмите бинты, много… и тачку и прикатите ее к гипогею Трех Братьев. Мне нужна ваша помощь. Это важно, но не говорите никому, ради всех святых, которых знаете!
Пока Казимеж Михайловский добирался до Долины Гробниц, Халид Асаад перевернул раненого на спину. Тот беззвучно разевал рот, глаза его закатывались. Сириец расстегнул его комбинезон, пропитанный кровью.
Раненый опять застонал.
— Тихо-тихо-тихо, — успокаивал его старик, осматривая рваные раны на животе и на руках. — Нельзя тебе кричать, умрешь!
Кровавый след от раненого тянулся в темноту древней гробницы.
* * *
Старики прикатили строительную тачку с раненым в гостиницу для археологов и уложили его на кровать в комнате, где прежде жила Светлана Соломина.
Вдвоем они размотали окровавленные бинты, раздели украинца, обмыли бесчисленные рваные и глубокие раны на теле.
— Кто это его так? — удивлялся поляк.
— Похоже на укусы того же зверя, который погрыз ногу нашему Стипу, — предположил Халид. — Мне невдомек, как этот чужестранец оказался в запертом гипогее. Неужто выполз из гробницы? В любом случае нам нужен врач, а то он не выживет.
— Стипу тоже врач нужен, — согласился Михайловский.
Сириец вышел на улицу, чтобы вызвать по телефону знакомого врача из Тадмора, а Михайловский зашел к хорвату.
— Ну как ты? — участливо поинтересовался Казимеж. — Болит?
— Слава богу, немного полегчало, — слабым голосом ответил Врлич.
Он лежал на спине, вытянув перебинтованную распухшую ногу.
— Кого вы там притащили в комнату Светы?
— Какой-то мужчина. Он тяжело ранен.
— Зачем? Вдруг она вернется? Все ее вещи здесь.
Профессор походил взад-вперед по комнате, поскреб бороду и уже у самой двери буркнул:
— Ты же знаешь, что она не вернется…
— Зря вы положили его в ее комнате, зря! — упрямился Стип.
Вступать в пререкания с больным не входило в планы старого профессора, он покинул комнату Врлича и закрыл за собой дверь.
3
Али ибн Сина отмывал окровавленные руки в маленькой кухоньке гостиницы для археологов. Он был старинным приятелем Халида и его ровесником.
— Как они? — спросил Асаад, подавая белое полотенце, когда врач повернулся к нему с чистыми руками.
— Молодой за неделю поправится, — заверил Али, тщательно вытирая руки, — а вот тот, что постарше, — не знаю. От организма зависит. Дядя и племянник?
— Нет, они даже не из одной страны.
— Похожи, — спокойно констатировал врач.
Он взял из металлического кювета большой серый зуб и показал Халиду:
— С этим что делать будем?
Асаад протянул ладонь:
— Что это?
— Похоже на зуб крокодила, в спине у него торчал.
Смотритель спрятал находку в старинном буфете.
— Уколы не забывай делать, — предупредил его Али, собирая свой саквояж.
— Не волнуйся, — успокоил его Халид. — Почему он бредит?
— Это хорошо. Бредит — значит, выживет. — Али ибн Сина нацепил на левое запястье часы и спустил закатанные рукава рубашки. — Я завтра приду в то же время.
Скрипнула дверь, из комнаты хорвата вышел Михайловский с небольшим подносом, на котором стояла пустая глубокая тарелка с ложкой и лежала серая полотняная салфетка.
— Он поел? — спросил Халид, принимая у него ношу.
— Чуть-чуть, — ответил Казимеж.
— Проводите меня, — предложил врач.
— Подожди, я того, что постарше, запру на замок, — попросил поляк, — а то Стип еще вздумает чего…
— А что? — спросил Асаад.
— Считает, что он убил Светлану, — угрюмо ответил профессор.
4
Халид Асаад аккуратно упаковывал экспонаты и складывал в прочные ящики, похожие на армейские. Древнеримские скульптуры, фрагменты каменных строений с затейливой резьбой, древние предметы быта, монеты времен царицы Зенобии, мумифицированные тела из Долины Гробниц…
В музей, как к себе домой, зашел Михайловский:
— Как дела, господин смотритель?
— Неплохо, пан профессор.
— А я упаковал и описал двадцать ящиков, можете забирать.
Поляк потоптался, достал трубку, раскурил от спички, поискал, куда ее деть, не нашел и сунул в карман.
— Кофе будешь? — спросил Халид, достав турку и включив тены под емкостью с песком.
Поляк одобрительно кивнул головой.
— Эти раненые много времени занимают, — пожаловался Казимеж.
— Как они?
— Стип поправляется, все съел. Скоро выздоровеет.
— А второй?
Вместо ответа профессор сокрушенно покачал головой.
— Температуру измерял? — спросил Асаад, заваривая кофе.
— Смысла нет. Лоб горячий, все бредит, что это он виноват в смерти нашей Светы.
