Гость показал Хамету четыре пальца, тот ответил таким же жестом. Это был какой-то сирийский юмор, потому что они дружно засмеялись, чем сняли неловкость, возникшую после ухода Бат-Шебы.
По ночам в такой жаркий сезон жители Мархатана спали на плоских крышах своих домов. Там и постелила Бат-Шеба тряпье приехавшим гостям. Но Виктору не спалось. Точнее, он так хотел спать, что не мог уснуть. Он спустился по приставной деревянной лестнице во двор, в привычное уже место под финиковой пальмой. В дальнем углу двора у колодца хлопотала женщина в чадре.
— Бат-Шеба! — тихонько окликнул ее Виктор.
Ему ничего от нее не было нужно, но очень хотелось взглянуть еще раз в глаза, так похожие на глаза Светланы Соломиной. Девушка вздрогнула, поставила ведро, из которого наливала воду в большой медный кувшин, подхватила посудину и попыталась уйти. Но она возилась с этим слишком долго — гость уже успел подойти.
— Не бойся! — успокоил ее Виктор.
— А я и не боюсь! — ответила девушка.
Нет, голос был не Саломеи, что тотчас же успокоило душу Виктора.
— Послушай, мне очень жаль по поводу случившегося с примусом… — сказал Лавров.
— Откуда ты приехал? — поинтересовалась девушка.
— Из Пальмиры, у нас в Украине тоже есть место, которое называется Пальмира, это небольшой поселок.
— Как Мархатан?
— Да, это поселок сахарного завода.
— Там растут финиковые пальмы? Почему его так назвали? — поинтересовалась Бат-Шеба.
— Нет, не растут там никакие пальмы, но есть яблони и вишни.
— Стой! — остановила его девушка. — Хватит, ближе не подходи!
Лавров и не собирался с ней сближаться, просто не хотелось громко разговаривать, чтобы не разбудить старших мужчин.
— Как хочешь, — сказал он девушке и спросил: — Я могу что-нибудь сделать для тебя?
Черные выразительные глаза в прорези никаба испытующе смотрели на мужчину.
— Много раз я мечтала уехать от своего отца, — призналась Бат-Шеба, — но у нас идет гражданская война, плохое время для того, чтобы покинуть отчий дом. А теперь уже поздно что-либо предпринимать, потому что Мархатан в руках ИГИЛ.
— Ты еще молодая, — попытался утешить ее Виктор.
— Я не молодая, здесь женщины в моем возрасте уже имеют много детей.
— Твой отец приехал в Мархатан из Маалюли, вы можете вернуться обратно. Маалюлю тоже дважды захватывали боевики ИГИЛ, но сирийская армия ее отбивала. Твой отец столяр?
Бат-Шеба кивнула.
— В Маалюле для него много работы, а ты сможешь учиться в женском монастыре Святой Феклы, — продолжал Лавров.
— Подойди ко мне, — чуть слышно, прерывающимся голосом позвала его девушка.
Виктор сделал четыре оставшихся шага. Она смотрела на него так, как смотрят женщины, впервые раздевающиеся перед мужчиной при свете. Отстегнула левый край никаба и открыла свое лицо. Было ли оно когда-то похожим на лицо Саломеи? Кто знает. Лицо и вправду выглядело так, будто его изгрызла собака.
— За каждой счастливой женщиной стоит обеспеченный мужчина, — сказала Бат-Шеба. — А здесь я сто`ю меньше, чем животное. Я больше не смотрю в зеркало. Все свои оспины, рубцы и шрамы я чувствую и так. А тех, чья кожа, как персик, каждый день встречаю на улице.
Она не успела договорить. С крыши свесилась бородатая голова, и отец Иеремей позвал:
— Брат Ермолай!
Бат-Шеба шагнула в тень колодца и беззвучно исчезла.
— Чего ты хочешь? — отозвался Лавров.
— Иди сюда!
Виктор безропотно поднялся на крышу и улегся на свое место лицом к звездам. В наше время сложно жить своей жизнью, а не поедать каждый день тысячи чужих. В захваченном боевиками Мархатане было спокойно. Спали на крышах взрослые. Дети сопели в постельках. Лишь ветер да отвязавшийся верблюд бродили по ночным улицам города.
Сакля снялась с якоря и поплыла. Туда, где небесное море смыкалось с песчаным берегом пустыни.
3
Утренний Мархатан — что старик, шумно ворочается в постели. Медленно встает, разжигает керосинку и прислушивается к реву вечно недовольных ишаков. Солнечные лучи обрушились вниз и разогнали стаю воронья на местной помойке. Воронье черными комками устремилось в небо, будто кто-то разбрызгал грязь.
До Тадмора они добрались беспрепятственно и въехали в город со стороны разрушенных артиллерией плодоовощных складов. От строений остались лишь стены, кровля ссыпалась вниз, в переулки. Стекла немногочисленных окон были выбиты взрывными волнами. Эти осколки хрустели под колесами автомобиля, который пробирался между складскими помещениями. Отец Иеремей и Виктор рассчитывали спрятать «Тойоту» где-то здесь и незаметно пробраться в центр Тадмора. Кому интересны два старика в рубищах?
— Стой! — раздался окрик, и перед капотом внедорожника возник из руин боевик ИГИЛ с автоматом Калашникова наперевес.
Рядом с ним был еще один, неотличимый от первого, — в камуфлированной форме и красно-клетчатой арафатке, намотанной на чернобородую голову.
— Э! Ага! — откликнулся в ответ отец Иеремей, чье лицо было закрыто концом куфии.
Он остановил машину, выскочил из-за руля, обежал капот и грубо выволок Лаврова с пассажирского кресла. Тот держал руки на груди так, будто они связаны под рваным и пыльным тряпьем. Отец Иеремей подтащил Виктора поближе к игиловцу и с силой опустил на колени. Лавров обреченно склонил голову. В лучах красного солнца волосы мнимого пленника казались рыжими.
— Вот! — торжествующе крикнул отец Иеремей.
— Кто вы такие? — спросил боевик, но палец со спускового крючка автомата убрал.
— Свои! — односложно ответил отец Иеремей.
— Кто ты? Покажи лицо! — потребовал второй боевик.
— Свои-свои! — крикнул протоиерей, отступил к автомобилю и сдернул куфию с лица.
Воспользовавшись тем, что оба игиловца отвлеклись на отца Иеремея, Лавров метнул острый осколок во второго боевика. Стекло глубоко впилось тому в руку. Подсечкой снизу Виктор сбил с ног первого боевика и крепко приложил его головой о камни, перехватил автомат и приставил ствол к голове раненного стеклом. Не теряя времени, отец Иеремей связал руки первого боевика его же арафаткой.
Иеремей и Виктор затащили обезоруженных игиловцев на разрушенный склад. Лавров без жалости пнул раненого по окровавленной руке, тот вскрикнул от боли. Виктор вдавил ствол автомата ему в глаз и прорычал:
— Где пленные?! Даю один шанс ответить! Где они?
— Они в подвале, они в подвале, — простонал раненый и показал куда-то за спину Лаврова.
Тот молниеносным движением перевернул автомат Калашникова и обрушил на голову бедолаги деревянный приклад. Через несколько секунд и его руки оказались связаны клетчато-красной арафаткой.
