«Вот если бы не назвал меня уважаемым, честное слово, не сел бы», — подумал Виктор и опустился в свободное кресло.
— Привет, братишка! — поприветствовал его клиент из второго кресла.
«Это что там за родня?» — про себя возмутился Виктор и повернул голову.
— Вам нравится в Мосуле? — поинтересовался клиент из второго кресла, и это его «вам» явно не вязалось с «братишкой».
— У вас хороший русский, — вместо ответа похвалил его произношение Лавров.
— Я ассириец, но четыре года учился в Саратовском вертолетном училище, — объяснился незнакомец и снова добавил: — Братишка.
— О! Так вы летаете сейчас? — Лавров оживился.
Он знал, что хороший вертолетчик, тем более в Ираке, дорогого стоит. Его собеседник был уже немолод и учился пилотировать в Советском Союзе. Вчера Лавров видел одного хорошего вертолетчика — над воротами Адада.
— Я — нет, а мой брат еще пилотирует, — ответил ассириец, почему-то обидевшись. — Он переучился на американский геликоптер R44 и служит в полиции.
Подстриженный клиент встал, расплатился с парикмахером и направился к выходу.
— Эй! Подождите! Братишка! — До Виктора вдруг дошло, что он чуть было не упустил важную информацию.
С намыленным лицом и с простыней вокруг шеи он бросился за уходящим. Прямо как был, в мыльной пене, выскочил на улицу, напугав двух прохожих. Ассириец семенил от него на другую сторону улицы.
— Братишка! Приятель! Камрад! — звал обидевшегося вертолетчика Лавров всеми словами, которыми когда-то называли иностранных студентов в Советском Союзе, и теми, что пришли на ум в первую очередь, но тот даже не оборачивался.
Виктора вдруг осенило:
— Земеля! По пивку?
Ассириец остановился посреди улицы и обернулся.
— Ну вот так бы сразу и сказал! — широко улыбнулся бывший вертолетчик.
Они сидели в баре уже второй час — ассириец Ияр и украинец Виктор.
Бывший вертолетчик, которому в этом году исполнилось 55 лет, допивал седьмую бутылку дорогого голландского пива, будто отмечал свой день рождения именно сегодня, а не полгода назад. Немудрено, ведь пиво в баре при отеле можно было продавать только иностранцам, а Виктор не скупился на угощение, так же, как Ияр на комплименты и истории. Ассириец рассказал, как он любит русских братьев, как они с десантниками в Москве забрались в фонтан и им выписали штраф, как он зимой чуть не отморозил свое мужское достоинство на военном аэродроме где-то под Саратовом… В общем, Виктор терпеливо слушал этого старого балагура и подогревал его в надежде услышать главное.
Ради этого Лавров даже не побрился в парикмахерской, а только наскоро вытер намыленный подбородок и расплатился с мастером. Он просто боялся упустить этого вертолетчика.
— Я могу поговорить с твоим братом? — наконец спросил Лавров.
— У-у-у, — отрицательно покачал головой Ияр, — Зайя сейчас далеко.
— Да не нужна мне твоя зая, братишка! — улыбнулся Лавров. — У меня своя есть.
— Зайя — так зовут моего брата! — очень серьезно произнес ассириец. — Зайя значит «сотрясатель»!
Виктор чуть было не засмеялся: «Чем же надо трясти, чтобы тебя так назвали?» Вслух же спросил:
— А ты?
— Ияр, что означает «свет»! — с не меньшей гордостью перевел свое имя вертолетчик и щелкнул зажигалкой, чтобы подкурить.
— Так где же твой брат? — не отставал Лавров.
Ассириец замер, затем жестом велел Виктору наклониться к нему и прошептал:
— Он за пятьсот километров отсюда. Вчера его вертолет арендовал один секретный норвежец — он часто так делает. И они улетели в Тадмор.
— А что за секретный норвежец, если не секрет? — поинтересовался Виктор, понимая, что ему, как всегда, улыбнулась удача.
— Потому и секретный, что секрет! — строго сказал Ияр и посмотрел на опустевшую бутылку из-под пива.
Виктор понял, что следует делать, и приказал бармену принести еще две бутылки.
— Я тебя люблю! — пьяно возрадовался ассириец, когда увидел очередную бутылку перед собой.
— Ну, о любви потом, Ияр… Что же норвежец?
— Ах да… — спохватился собеседник. — Его имя Скейен. — Ияр говорил шепотом, и как только назвал фамилию миллиардера, тут же оглянулся по сторонам, а затем добавил: — Очень уважаемый человек. Он установил в Мосульскую библиотеку компьютеры, собрал ученых, они расшифровывают клинописные таблички.
— В библиотеке?
— У нас не простая библиотека, братишка! Там собрание из сотни тысяч старинных книг и древних рукописей мусульман, коллекция трехсотлетней библиотеки христианского монастыря. Теперь там установлен мощный компьютер, который все читает, запоминает и расшифровывает. И мой брат Зайя — его вертолетчик!
Ассириец поднял палец вверх с такой гордостью, будто не Зайя был вертолетчиком миллиардера, а он лично.
Виктор почувствовал, что нащупал ту самую нить разговора, которую ни в коем случае нельзя оборвать.
— Так если он такой уважаемый, этот Ску…
— Скейен, — поправил простодушный ассириец.
— Ага. Если он такой уважаемый, почему о нем нужно говорить шепотом? — очень тихо, почти беззвучно спросил Виктор, изображая пьяного.
— Тсс, — еще более таинственно присвистнул Ияр, — сейчас он исследует очень и очень секретную надпись на какой-то очень ценной колбе.
С этими словами утомленный Ияр опустил голову на стол и захрапел.
Зная, что за такое состояние опьянения в стране, где вот-вот введут сухой закон, можно схлопотать тюремный срок, Лавров подошел к бармену:
— Помогите ему. Спрячьте, пусть отоспится. Прошу вас.
И положил на прилавок двести долларов.
Когда бармен увидел такую сумму, руки его задрожали, в нем проклюнулась невероятная услужливость:
— Не беспокойтесь, господин. Я все сделаю, как подобает настоящему мусульманину. Я даже знаю, где уважаемый Ияр живет. Лично отведу его домой, когда он проснется. Не волнуйтесь, господин.
* * *
— Мартин Скейен оборудовал в здешней библиотеке центр по расшифровке клинописных текстов, — с порога сообщил Лавров Саломее.
Девушка сидела в одном халате на краешке широкой кровати и листала глянцевый журнал, которых в номере было множество.
— Откуда ты знаешь? — Такое сообщение явно застало ее врасплох.
— От нашего старого знакомого — от верблюда. Он явился мне в парикмахерской и напоил меня пивом, чтоб он был здоров.
— Что?
— Ничего! Собирайся, милая. Сейчас я добреюсь… — Виктор погладил бороду, которая теперь выглядела очень забавно. — Затем выпьем кофе и наведаемся в библиотеку. Сдается мне, что норвежца интересует не столько десница, сколько надпись на бронзовом тубусе.
