– Нет. Характер у тебя есть. Ты же психанула, ушла из дома, смогла несколько дней не давать о себе знать. Нет, Оксана, дело не в характере. Дело в том, что ты по-настоящему ничего никогда не хотела. Нет, ты хотела, конечно, машину, шубу, еще что-то, и тебе покупали. Ты не одежду красивую хотела, ты хотела, чтобы все твои капризы выполняли. А я о другом. О том, что тебе захотелось бы сделать самой. Про поступок какой-то, про исполнение мечты, которую ты своими руками захочешь сделать, своими ногами до нее дотопать, своей головой до чего-то додуматься. Много всяких желаний существует. Тебе вот ни одна мечта в голову еще не пришла, и ты, можно сказать, в пустоте. Без мечты человек всегда в пустоте находится. И он стремится заполнять ее разной ерундой.
– Мечта? – Оксана вздохнула и задумчиво посмотрела на горизонт. – Знаете, я в детстве мечтала стать летчицей.
– И что? – Гуров сделал вид, что удивился. – Почему же не стала?
– Откуда я знаю, почему не стала, – пожала она плечам. – Почему-то. Наверное, потому, что ничего для этого не сделала. Не нашла учебного заведения, где можно научиться летать. Да и не искала. Если бы кто-то носом ткнул в то время, или кто-то из подруг пошел туда учиться, тогда бы я вприпрыжку с ней помчалась, и, наверное, стала бы летчицей. Но эта фантазия прошла мимо моей жизни.
– Фантазия, – повторил Гуров. – Может быть, она поэтому и прошла мимо, что это была лишь фантазия, а не мечта? Знаешь, я тебе еще одну умную вещь скажу. Ты только не усмехайся и не думай, что вот, мол, какой умный полковник попался. Я просто давно на свете живу, давно на людей смотрю и вижу, кто чем живет. Работа такая, наблюдательность вырабатывается. Так вот, сама по себе мечта ничего не стоит, если человек не идет ей навстречу. Порой через боль, муки, с большим трудом, годами. А может весело, с желанием. Кому как повезет. Но главное, чтобы рядом были близкие люди. А они, поверь мне, очень хорошо умеют помогать в достижении целей, в достижении мечты. Ты им доверься! Понимаешь, близкие, они потому и близкие, что будут рядом всегда, что бы с тобой ни случилось. Им надо уметь прощать слабости, недостатки, их просто надо любить, как они любят тебя. Вот и все. А остальное обязательно получится.
– Хорошо вы говорите, – снова опустила голову Оксана. – Вас слушаешь, и как-то верить вам хочется. Хотя я по натуре такой человек, что мало кому верю.
– Господи, Оксана! – Гуров сокрушенно закрутил головой. – Ты говоришь, как старушка на завалинке. Не верю никому, устала ото всех, разочаровалась! Ты еще скажи, что тебе жизнь испортили, что все позади, сплошные потери! Девочка, тебе только 24 года. В это время бывшие школьницы заканчивают институты и университеты и выходят в большую, светлую жизнь, в которой столько всего ждет! В которой много интересной работы, много непознанного. И друзей много, и возможностей быть со своими близкими тоже нескончаемо много! Вот о чем думай!
– А что такое завалинка? – впервые с начала их разговора улыбнулась девушка.
– Товарищ полковник! – неожиданно возник перед лавкой участковый. – Вас Молчан просит прийти. Там… важное. Вам надо знать об этом.
– Хорошо. – Гуров встал и, потрепав девушку по волосам, добавил: – Подумай, Оксана. Подумай, ведь ты еще все это можешь получить от жизни. Самое время оглянуться вокруг и начать жить! – Затем повернулся и пошел по берегу за капитаном.
Возле самого входа на пляж, на лавке сидел взъерошенный Попков, которому один из сержантов обрабатывал и бинтовал кисть правой руки. Рукав рубашки у оперативника был оторван, а колени летних брюк напитались жидкой грязью. Подполковник Молчан стоял возле полицейского «уазика» и смотрел куда-то внутрь.
– Вадик? – остановился Лев и удивленно стал разглядывать старшего лейтенанта. – Только не пугай меня и не говори, что ты пытался сбежать отсюда, но тебя поймали.
Глава 3
Они шли по улице и чувствовали себя хозяевами своего ночного района. Нет, скорее, хозяином чувствовал себя только Лешка Муханов. Он смотрел вперед со спокойствием хозяина, и в каждом его шаге были уверенность и независимость. Только он шел с такой уверенностью, а Вовка Порошин и Надя лишь пытались копировать его, восхищаясь своим вожаком, своим лидером. Им нравилось, как он относится к жизни, к окружающим людям, его позиция, его место в мироздании, которое он определил для себя сам.
– Деньги правят миром, – продолжала Чихачева начатый недавно разговор. – Все, что происходит, на руку тем, у кого есть деньги. Говорят же, кто платит, тот и заказывает музыку…
– Миром правят те, кто сильнее! – возразил Вовка и вопросительно поглядел на Муханова.
– Тот, у кого есть деньги, – хмыкнула Надя, – всегда сможет заплатить и нейтрализовать этого твоего сильного. Он может нанять десять других сильных, и они справятся с одним.
– Это только видимость, – резко, в своей пренебрежительной манере бросил Муханов. – Богатый думает, что он всех купил, что ему все подчиняются. А сколько было в истории таких самоуверенных и зажравшихся? Пока сильному выгодно, он делает вид, что послушен, выполняет волю богатого. Но когда ему надо, он свернет голову любому и встанет сам у руля жизни. Все дело в своевременности, в необходимости, в наличии желания. Эх вы, дети! Сколько было революций и восстаний по всему миру. По истории проходили же, должны помнить. Только не отложилось у вас в головах. И богатые никакими деньгами не могли удержаться у власти, когда приходили сильные и все устраивали по-своему.
– Богатый может все, если он умен, – попыталась возразить Надежда. – И потом, все равно же миром правят богатые, а не сильные.
– Детка, это только видимость, – засмеялся Муханов. – Богатые думают, что они всех в руках держат. А сильным просто так удобнее. Не надо забивать себе голову административными вопросами, вопросами распределения, обороны, здравоохранения. Пусть сытенькие и богатенькие тужатся, все это устраивают. А сильные берут свое, когда им надо, и разрешения не спрашивают.
Порошин с чувством превосходства глянул на девушку. Вот видишь, я все-таки был прав.
А Муханову было уже мало того, что его друзья согласились с ним, просто потому, что им показались убедительными его слова. Или ему уже захотелось самому править миром. Хотя бы тем миром, до которого он мог дотянуться, который был вокруг, который он строил сам. И чтобы его друзья, смотревшие ему буквально в рот, с уважением и подобострастием таращились на него. Ведь жесткость – признак силы, признак воли, она ставит человека выше других, возносит над другими.
– Видели? – кивнул он головой в сторону узкой аллеи, уходившей к пожарной емкости среди пышного кустарника.
– А что там? – оживился Порошин, который только и искал способа подняться в глазах Муханова, стать ему ровней. Или хотя бы его правой рукой.
– А там бомжара на лавке разлегся. Отравляет экологию своим видом, запахом и просто одним своим существованием. Разве место среди нас таким ничтожествам?
И вся троица свернула на боковую аллею, освещенную только низкими фонарями, расположенными за несколькими лавками. Мужчина в старом, не по росту спортивном костюме и резиновых ботах, заросший неопрятной бородой, лежал на лавке, укрывшись какой-то тряпкой, похожей на рваную скатерть, рука свесилась до самой земли и чуть касалась пальцами пустой бутылки из-под пива. Щиколотки, видневшиеся из штанин, был черными от грязи. По опухшему лицу даже не определить возраст бродяги. Может быть 30, а может и 60. Порошину было все равно, сколько лет этому человеку, а Надя подумала, что все же это не старик. Старик в таких условиях уже давно бы умер от чего-нибудь. Да и жалко трогать старика. Хотя… почему жалко? С какой это стати?
