Леушин уставился на расческу с кнопкой. На его лице сразу замелькали тени эмоций. Он явно стал вспоминать, и где его расческа, и что это за пакет.
– Чтобы не терять времени, – заговорил Гуров, – и не переливать из пустого в порожнее, я тебе расскажу, что возраст этому изделию классического кустарного зоновского производства – года 2–3. Ты у нас три года как на свободе. В лаборатории на расческе нашли твои волосы. А еще нам повезло найти на рукоятке этой чудо-расчески отпечаток твоего безымянного пальца. Вот, посмотри. – Лев бросил на стол фотографии отпечатков Леушина из архива базы данных. Потом добавил к ним увеличенное фото отпечатка пальца. – Удачно нашелся. И как раз с твоим шрамом на подушечке пальца.
– Ну, мало ли, – снова начал возмущаться Леушин, но было видно, что он сдается и что запала и нервов у него на эти споры уже не хватает.
– Не мало! – перебил задержанного Гуров. – Хватит дурака валять. Думаешь, нам заняться больше нечем, как твою никчемную жизнь спасать, под пули убийцы кидаться. У меня горячее желание вышвырнуть тебя отсюда. И посмотреть, сколько ты проживешь, Уха! Эту расческу мы нашли в лесопарке. Ты там с девочками гулял. И там 23 мая нашли труп молодой девушки. И на следующий день нашли труп, уже другой девушки. Тебе этого мало?
Распахнулась дверь, и на пороге появился раскрасневшийся Попков с большим пакетом в руках. Он коротко кивнул Гурову и Молчану и улыбнулся. Гуров встал, взял из рук оперативника пакет, заглянул в него и продолжил:
– А еще, Леушин, у нас есть показания очевидцев, которые видели преступника и очень детально его описали. Только что в твоей квартире был произведен обыск и найдена точно такая же одежда: черные джинсы, куртка, свитер.
– Вы че? – Леушин попытался попятиться, но сидя ему этого сделать не удалось, он только сильнее вжался спиной в спинку стула. – Вы чего на меня вешаете? Я на «мокрое» не пойду и не ходил никогда. Вы меня че, под пожизненное подводите? Знать не знаю, про каких вы девок мне тут говорите, я…
– Заткнись, Уха! – снова рявкнул Молчан. – Вторая девушка – Алиса Коновалова. Дочь Зинаиды Коноваловой, с которой ты любился несколько лет назад, пил с ней вместе. Которая умерла два года назад.
– Да что же это такое-то! – Леушин с шумом выдохнул и обессилено уронил руки.
– Все, хватит спектакль разыгрывать, Игорь, пора начать разговаривать серьезно, – заговорил Гуров. – Тебе неохота снова на зону, тем более по высшей. У нас тоже много вопросов, на которые мы хотим получить ответ. Да и ты, я так понимаю, все-таки жить хочешь. Давай без истерик, будем спокойно разбираться, что было, а чего нет. Ты был в лесопарке?
– Был, – кивнул Леушин, не поднимая головы и нервно покусывая губы.
– Когда? В субботу 23-го был?
– Нет, начальник, я в воскресенье там был. Давай «сознанку» пиши, иначе мне не отмыться. В воскресенье. У меня с бабой одной облом случился в субботу. И вообще, как-то все в последние дни наперекосяк. С вечера якшались, думал затащу ее в постель, а она обломила. Я тогда со злости пошел и надрался. Уснул где-то у знакомого на веранде. Замерз как собака, аж протрезвел. Встал, трясет меня, нашел у него выпить, похмелился, а у самого зудит все, как хочется бабу, прям сил нет. Начальник, падла буду, даже в мыслях ничего такого не было, пока Алиску не увидел. Ну, эту, Коновалову, дочь Зинкину. Я ее года два не видел, смотрю, она расцвела, такая девка стала, в теле, симпотная. Есть за что подержаться. Тут меня и переклинило. А она к лесопарку идет, торопится. Одурел, честно скажу. Я бы ее там и изнасиловал, не удержался бы.
– И что помешало, что произошло? – спросил Молчан.
– Я сторонкой так шел, смотрел, куда она идет. А потом местечко тихое выбрал и подумал, выйду, поздороваюсь. Мол, как дела. Туда-сюда, базар-вокзал, а потом повалю и заломаю. А может, и сама даст. Кто их разберет, баб, что у них в голове-то. Я вроде для нее не чужой. Бывало, и ночевал у Зинки.
А тут мне и отрезвление пришло. Смотрю, а за Алиской парень какой-то крадется. Тоже, вроде, как я, следит за ней. Молодой, ее возраста, но крупный такой в плечах. На хрен, думаю, мне с ним толкаться, а вдруг он какой каратист или просто здоровый лось. И вообще, он ее трахнет, а мне отвечать. Или свидетелем идти. Мне ни того, ни другого резона нет хлебать. Сплюнул, матернулся и ушел в город. Не знаю, начальник, что там у них было. Может, он Алиску замочил, может, еще кто. Чист я в этом деле. И про первую девку знать не знаю. Не был я даже близко к лесопарку в субботу.
– Ладно, допустим, ты правду сказал, – кивнул Гуров. – Парня по фотографии опознать сможешь?
– Наверное, хотя не знаю, у меня мозги набекрень тогда были. Крепкий такой, светлый. – Молчан протянул Леушину фотографию Завьялова, но тот сразу отрицательно замотал головой: – Не, не тот. Этот старше вроде, а тот пацан прям. Ну, Алискиного возраста.
– Слушай, Леушин, – спросил полковник, – а тебя часто так клинит с бабами, что ты даже не соображаешь, что она на тебя заявление в полицию может написать? Или они редко заявляют об изнасилованиях?
– Нет, я по этим делам ни-ни, – сразу испугался задержанный. – Я всегда только по согласию. Таких найти-то не сложно. А с Алиской просто одно на другое наложилось, вот и переклинило. Она, кстати, не заявила бы, я точно говорю.
– Почему?
– Странненькая она какая-то. Всегда была, и такая, думаю, осталась. Летящая девка. Ей что втемяшится, то и делает. А если силу применить, она замкнется, пока не переживет это. А потом утрется и снова… Правда, злопамятная, это есть в ней… Виноват… Было. Зинка ее по пьяни иногда мокрой тряпкой так стеганет, что… Алиска запрется у себя и сидит… Потом отходит, разговаривает. Только она всегда, когда разговаривала, как будто сквозь тебя глядела. Как будто в другом мире жила, а на нас через стекло смотрела оттуда. Иногда даже страшновато становилось.
– А эту девушку знаешь? – Гуров протянул фото Ольги Марченко.
– Нет, такую не видал, – рассматривая снимок, ответил Леушин. – Симпатичная. Чем-то с Алиской похожи даже. Не, не видел такую.
– Ну и что вы думаете? – спросил Гуров, когда задержанного снова увели в камеру. – Я полагаю, что глупо подозревать сверстника Коноваловой в том, что он нанял киллера для убийства Леушина, потому что тот в мыслях имел изнасиловать девушку.
– То, что Леушин сам не понимает, кто и за что его хочет убить, – вставил Молчан, – я как-то верю. Убедителен он. Во всяком случае, причиной тут не его нынешние дела. Или ошибка, или за ним тянется такой грех, за который ему смертный приговор кто-то вынес.
– Черт, что там тянут с пальцами убитого? – недовольно проговорил Лев.
Молчан кивнул и набрал номер телефона. Поговорив с кем-то, он подвинул к себе ноутбук и открыл крышку. Пока подполковник общался, Гуров подошел к окну и стал смотреть на улицу. Если разобраться, то с делом о погибших девушках они хорошо продвинулись. Нашлись даже люди, которые были рядом чуть ли не до самой смерти этих несчастных. По крайней мере, одной из них. То, что эти две смерти связаны, он был убежден. Кажется, разгадка вот-вот окажется в руках, но она снова ускользала, снова появлялись какие-то новые факты, новые люди. Вот и Завьялов отсеялся, теперь, видимо, и Леушин оказался ложной ниточкой, хотя что-то за ним есть, и верить просто на слово уголовнику не стоит. Тем более, учитывая события последней ночи. А еще личности погибших девушек вырисовываются все четче и четче. Нет, Леушину верить до конца нельзя. Всю его информацию нужно проверять и проверять. Очень нехорошо выглядел факт, что Леушин был сожителем матери Алисы Коноваловой. Очень неприятный факт, из-за которого ему верить нельзя.
