— Я сделала это не для тебя, — отозвалась мачеха раздраженно. — Заходи.
— Сюда?
— Да. Быстрее же. Времени мало.
Я вошла внутрь и огляделась.
Обычная комната, мебель, пара стеллажей и никого.
— Зачем мы здесь? — спросила я, оборачиваясь к мачехе.
Та, пошатываясь, подошла к столику, на котором стоял графин с водой, и налила себе стакан, который тут же выпила до дна.
Шумно вздохнула, опираясь ладонями о столик и только потом взглянула на меня зло, исподлобья.
— Ненавижу тебя, — прошептала женщина едва слышно. — Как же сильно я тебя ненавижу.
Новостью для меня это не стало. Я всегда чувствовала её отношение к себе. С самого рождения, просто до этого момента мачеха никогда не произносила этого вслух. А тут вдруг решилась. Почему интересно?
— Я знаю, — ответила спокойно.
— Всегда ненавидела. И мне не стыдно за свои чувства, — добавила она, выпрямляясь и буквально испепеляя меня взглядом. — Как похожа на неё… Не только внешне… жесты, улыбка… жертвенный характер. Проклятый жертвенный характер. Если бы ты знала, как противна твоя правильность, всепрощение и идеальность.
А вот на это мне даже ответить нечего было.
Вот тебе и результат. Старалась быть тихой и незаметной, молчала, выгораживала и от этого виновата еще больше. Хотя, наверное, что бы я ни делала, результат был бы один и тот же. Я раздражала их сама по себе, тем, что дышала с ними одним воздухом.
— Даже с этой меткой ты продолжаешь отравлять мне жизнь, — буквально выплюнула она и всё той же нетвёрдой походкой подошла к креслу, тяжело опускаясь в него.
— Это решение отца, — зачем-то отозвалась я, следя за ней настороженным взглядом.
Зачем женщина привела меня сюда? Какими еще откровениями хочет поделиться.
— О да. Князь умеет добиваться своего. Даже нашёл рычаги к настоятельнице, которая позволила приезжать сюда. А сегодня из-за тебя моя дочь прошла через унижение.
Я не стала ей говорить, что Айва отчасти сама виновата в том, что произошло. Венок матушки брать не стоило. Всему есть границы, и она их переступила.
— Ей никогда не забудут и не простят этого.
— Я не хотела, чтобы всё так получилось.
— Это всё из-за тебя! Почему ты не сдохла вместе со своей блаженной матерью? Почему ты?… — она запнулась, закрывая на мгновение глаза. — Когда же ты исчезнешь из моей жизни?
— Осталось недолго. Посвящение совсем скоро и ваше желание будет исполнено.
Женщина коротко рассмеялась. У меня мороз прошелся по коже от этого смеха.
— Он уже ищет способы привезти тебя сюда, сделать помощницей старой Нэн. Подсунуть мне под нос!
— Распределение от него не зависит. Лишь богиня принимает решение о судьбе послушницы. Только она. Даже настоятельница ничего сделать не может.
— Надеюсь, она отправит тебя в Ардан, — оскалившись, произнесла женщина. — Под нос этому ликану. Ха! Какой это для него будет сюрприз. Надо было отправить тебя еще утром, в дождь, в бурю. Неважно. Неужели ты не понимаешь, что теперь мы пропали?
— Почему? Никто не скажет, я уеду ночью…
Мачеха снова рассмеялась, запрокинув голову назад.
— Не сможешь. Этот ликан хочет тебя и сделает всё, чтобы получить. Из замка тебе не выйти. Поверь мне, я знаю, он не даст тебя увезти. И значит придётся рассказать правду. Правду, которая погубит нас всех!
А ведь она права. Что сделает любящий отец, когда к нему придёт ликан со словами: ваша дочь моя пара и я забираю её у вас, чтобы навечно увезти в снега Ардана под нос ледяным демонам?
Правильно, предпримет всё возможное, чтобы этого не случилось. Спрячет, скроет, увезёт, отвезёт на край мира. И северянин не может этого не понимать. Сейчас, когда ликан открылся, признался в своих планах, то пошёл на большой риск, к которому должен быть готов, как и к последствиям и попыткам побега. Наверняка его люди будут стеречь все входы и выходы из замка. А помня о потайных проходах, еще и на дорогах станут дежурить.
Мне не дадут уехать из замка.
— И что делать? — сдавленно спросила я, хватаясь за спинку дивана, чтобы не упасть.
Ноги ослабели и снова стало трудно дышать. И виной тому не тугая шнуровка, а страх, накрывший с головой. Он был такой силы, что у меня перед глазами всё поплыло и засверкало.
— Делать? — переспросила мачеха, криво усмехаясь. — Какой хороший и своевременный вопрос. Было бы легче тебя убить.
Это не новость.
Так, наверное, действительно было бы легче. Всем: отцу, мачехе, сестре. Возможно даже мне самой.
— Если бы ты знала, как долго я мечтала об этом. Сколько раз представляла, стоя у твоей колыбели, — продолжила откровенничать княгиня с безумной улыбкой на губах, которая не затронула холодных глаз. И не было ни капли сомнений в том, что сейчас женщина была как никогда честна со мной. — Это ведь так просто, взять подушку, прижать к твоему личику, чуть надавить и держать. Минуты было бы достаточно. Ты бы даже пискнуть не успела. Я даже брала подушку в руки, поглаживала ткань и смотрела на тебя. Смотрела и мечтала. Представляла, как бы все изменилось. Сразу. И Рогнар был бы только мой. Навсегда. Последнее свидетельство твоей матери исчезло бы, растаяло. Он бы погоревал и забыл, отдав всю любовь нашим детям. Не зря же говорят, что надо перерубать, резко, больно, а не тянуть, как тянул он все эти годы.
Страшно ли такое слышать?
Нет, не страшно. Больно, но не страшно.
— Что ж вы этого не сделали?
— Твоя метка, — княгиня взглядом указала на руку, которая лежала у меня на коленях. — Она стала моим благословением и проклятьем. Никто не смеет причинять вред избраннице Лаари. Богиня не простит.
Да, это знали все.
— Я столько лет ждала, уговаривала себя. Вот еще немного, Милена, потерпи, вот исполниться ей девять лет, и уедет, растает как дым, не оставив о себе и следа, но он вмешался… Снова притащил тебя в мой дом.
— Это и мой дом тоже.
— Твой дом — обитель, твоя семья — послушницы. Разве не этому тебя учили десять лет? Ты не княжна и никогда ей не станешь. Айва сказала правду сегодня утром. Решилась на то, что не смогла произнести я. А должна была. Давно еще.
— Так выдайте меня, — тихо отозвалась я, неотрывно смотря ей в глаза. Прямо, не стесняясь и не боялась. — Это же так легко. Я даже сопротивляться не стану. Сама пойду с вами к ликанам, сама стяну рукав, покажу печать. И вы отомстите мне, отцу. Заставите заплатить. Разве вы не этого хотите?
Она дёрнулась, откидываясь на спинку кресла и прикрыла глаза рукой, словно боясь моего взгляда.
— Надо было бы, — едва слышно прошептала женщина и губы тронула лёгкая, едва заметная улыбка. — Надо было это сделать. За ту боль и слёзы… он ведь в первую ночь шептал её имя… даже в мою брачную ночь твоя мать встала между нами. Надо было… Но я слишком его люблю. Глупо, да? Любить того, кто никогда не ответит на чувства. Того, кто отдал своё сердце мёртвой бабе… Нет, я не выдам тебя… Не расскажу.
