Получилось складненько – Марлен не виноват, советская власть виновата. Объяснение в те времена для интеллигенции абсолютно удовлетворительное. Но вот заявление Вадима, что придется возвращаться в Москву раньше, по крайней мере ему, а жена останется на две недели с Машкой, пока ее не сменят родители, Лену никак не удовлетворило! Взрыв был мощный, сокрушительный и направленный. На Вадима.
И тут вдруг Лена произнесла магическую фразу, которую столько раз слышал в напряженных, рискованных ситуациях от отца: «Включи голову!» Ну, он и включил.
В консультации Вадим должен был появиться пятнадцатого августа, в среду. Дежурство начиналось в три часа дня. Первый рейс из Сухуми в Москву прилетал в девять утра, так что Вадим легко успевал добраться из аэропорта до консультации, даже с учетом времени, необходимого, чтобы заехать домой переодеться. Но не только для этого. По дороге в консультацию Вадим заскочил к школьному другу, с которым они за год до этих событий опять стали тесно общаться, Автандилу.
Тот работал детским урологом в больнице недалеко от дома Вадима и Лены. Автандил сделал ему укол чего-то, накапал в глаза что-то, и Вадим появился в консультации красный как рак, со слезящимися глазами и распухшим носом.
Когда к шести вечера в конторе появился Марлен (как Вадим ждал его прихода, описать невозможно), секретарша с ходу ему доложила, что Осипов на работе, но совсем больной. Марлен вызвал Вадима, с трудом скрывая удивление, что тот здесь, поскольку уж от него такого безропотного послушания ждать не мог никак. Более того, за неподчинение воле начальника, а что так оно и будет, Марлен не сомневался, Вадиму уже было приготовлено наказание – сорок девятая месяца на три-четыре в Мосгорсуд. Мера крайне жестокая, но справедливая, как полагал Марлен.
И вот Вадим здесь, мало того, больной и «сморкатый». Убедившись, что секретарша не врет, выглядит Вадим действительно ужасно, Марлен отчитал его за выход больным на работу – «Нечего заражать коллег» – и предложил немедленно отправиться домой. Разумеется, Вадим не лишил себя удовольствия напомнить: «Но вы же сами запретили мне брать больничный!» Уязвленный Марлен процедил сквозь зубы: «Теперь разрешаю!» Он уже думал, кого же и за какую провинность «наградить» той самой сорок девятой в Мосгорсуд, от которой, сам того не ведая, столь ловко увернулся Осипов.
Вадим выскочил из консультации, схватил такси и рванул в аэропорт, где его со сменной одеждой, лакомствами для Машки и парой батонов сервелата ждал отец. Назавтра Осипов-старший получил у знакомого врача больничный для Вадима, а Лена проснулась в пять утра оттого, что Вадим забирался под ее одеяло.
Лишь много лет спустя Марлен узнал о проделке Вадима, но до конца не поверил, что его, старого прожженного волка, адвокатищу, обвели вокруг пальца так, что у него и капли сомнения не возникло.
Первой из воспоминаний вышла Лена.
– Надо сегодня заехать к твоим, Эльза Георгиевна обещала постирать пакеты, – нарушила тишину, сопровождаемую звуком шуршащих листьев, Лена.
– Что? – не понял Вадим.
– Эльза Георгиевна обещала постирать для нас пакеты. Полиэтиленовые пакеты.
– А! Хорошо! – отозвался Вадим и подумал, что человеческая мысль идет по своей, не подконтрольной сознанию логической цепочке. Видимо, Лена, вспоминая поездку в Сухуми, что для нее как для хозяйки вылилось в сплошной кошмар, переключилась мысленно на домашние дела и оттуда перескочила на пакеты, которые бабушка обещала постирать.
Ни у кого другого в семье не хватало терпения отстирывать тонкие, рвущиеся от любого неловкого движения полиэтиленовые пакеты, в которые кое-где в магазинах клали продукты. Отдельно пакеты не продавались, но в хозяйстве были очень удобны. Для холодильника особенно. Вот бабушка и стирала их на две семьи.
Вадим вспомнил, как кто-то из адвокатов рассказывал ему, что в Генпрокуратуре идет следствие по делу «цеховиков», наладивших выпуск этих пакетов из неучтенного материала. Где-то на химзаводе покупали гранулы нужного вещества, в подпольном цехе установили списанное оборудование, отладили, наняли рабочих и стали гнать дефицитную продукцию. Поскольку из килограмма гранул получалось несколько тысяч пакетов, то доходы были сумасшедшими. ОБХСС накрыл «цеховиков», и дело завели по хищению социалистической собственности в особо крупных размерах. Посадили человек пятьдесят, и по крайней мере половине из них грозила «вышка».
Вадим никак не мог понять: ну кому было плохо от того, что люди работали? Государство-то не смогло наладить производство пакетов! Из мусора делали нужную вещь, а их к стенке?!
Сколько бы ни убеждал себя Вадим, что в политику лучше не вникать, но в последнее время все чаще и чаще стал задумываться по поводу окружавших его глупостей. И не он один. Многие коллеги, клиенты, о друзьях и говорить нечего, удивленно пожимали плечами, пересказывали друг другу, ехидно улыбаясь, злые анекдоты про «дорогого Леонида Ильича Брежнева» или ожившего Ленина, недоумевающего, «чего это я натворил».
Да вот та же поездка на Черное море! За хлебом, который привозили в Каштак, местечко под Сухуми, где Лена с Вадимом и Машкой снимали за немалые деньги домик, больше похожий на просторную собачью конуру без удобств, очередь надо было занимать с шести утра. И не каждый день, а по вторникам, четвергам и субботам. В другие дни хлеба не завозили вовсе.
Сметану, которую так любили и Вадим, и Машка, «выбрасывали» только по понедельникам. И в очередь опять-таки надо вставать с шести утра. Мяса в магазинах не было никогда, так что приходилось покупать на рынке. Но и там его продавали только по средам и по выходным. Так что «отдохнул» Вадим на славу – не отоспался, умотался в поисках пропитания, настоялся в очередях. И это при том, что именно там, в сорокоградусную жару, он дописывал первую главу диссертации.
В Москве его семье жилось легче, по крайней мере в силу двух причин – и снабжалась столица все-таки получше, и через клиентов, коллег, друзей механизм добывания дефицита по блату был отработан полностью.
– Так что у тебя за дело от Коган? – опять вернула Вадима к реальности Лена.
– Я же сказал, об установлении отцовства.
– Но ты же не ведешь дел о детях? Что-то изменилось? – ласково посмотрев на мужа, спросила Лена.
– Нет! Это только подстраховка. На случай, если вдруг Дело пойдет. Но готовиться надо, поскольку я его срывать не стану. Подозреваю даже, что они, та сторона, увидев, что в процессе не Ирина Львовна, а я, «мальчик», полезут вперед.
– Я им не завидую!
– Спасибо за доверие, товарищ генерал. – Вадим посмотрел на жену тем взглядом, о каком мечтает любая женщина, стоя рядом с любимым мужчиной.
– Всегда пожалуйста. Ну а суть дела-то в чем?
– Ситуация крайне необычная. Только, пока буду рассказывать, за Машкой смотри. А то я увлекусь и забуду.
– Про родную дочь?
– А откуда я знаю, что она родная? Она же на меня совсем не похожа! – Вадим любил подразнить жену, прекрасно зная, что уж Машка-то точно его дочь. Без вопросов. А Лена начинала глупо краснеть, и Вадиму это очень нравилось.
