– Так на что ты тогда рассчитываешь? По глазам вижу, что-то у тебя на уме есть!
– Ну, есть. – Вадим хитро улыбнулся. – Дело в том, что Николай Петрович знал от Гиви, что Манана подавала иск в суд об установлении отцовства к какому-то мужику, настоящему отцу. Но потом почему-то иск забрала. Больше ему ничего не известно.
– А как бы это выяснить? – заинтересованно спросила Лена.
– В том-то и беда, что Ирина Львовна сделала запросы в несколько судов, но все ответы – отрицательные. Хотя это ничего не значит – канцелярии могли просто формально отписаться, даже не проверяя архивы. Оно им надо? Кроме того, во все суды запросы не напишешь. Я попросил Пашу Острового, помнишь, моего однокурсника, по своим каналам разузнать. Он же в КГБ московском работает. Обещал неофициально помочь.
– А что это даст? – удивилась Лена. – Все равно твой заявление писал, фотография из роддома есть.
– А вот приходи в суд, коли твои студенты еще на картошке, и послушай мужа. Хоть там меня перебивать не сможешь!
И оба рассмеялись, ласково глядя то друг на друга, то на продолжавшую безудержно кокетничать теперь уже с тремя мальчиками дочь.
В среду вечером, как всегда накануне процесса, Вадим ушел к себе в кабинет и плотно закрыл дверь. Для Лены и Машки плотно закрытая дверь была более труднопреодолимым препятствием, чем повернутый в замке ключ. Если кто-то из девочек случайно, по забывчивости входил к Вадиму, он смотрел на вошедшую таким взглядом, что та сразу начисто забывала, зачем зашла. Однако на сей раз Лена, приглашенная Вадимом завтра на процесс и чувствовавшая себя его младшим партнером, рискнула побеспокоить мужа. Вошла и с порога, еще не до конца открыв дверь, спросила:
– Ты Автандилу звонил?
– Зачем? – вскинулся недовольный Вадим.
– Узнать название это негритянской болезни, – попыталась пошутить Лена.
– Какой негритянской болезни? – раздраженно, не поняв шутки, спросил Вадим.
– Той, где в названии негр и сперма, – продолжала улыбаться Лена, осторожно просачиваясь в кабинет.
– А-а! – Вадим, наконец, ответил на улыбку. – Да, звонил. И слава богу! Мог попасть впросак. Смирнова бы поиздевалась надо мной всласть! Правильное название «некроозоспермия».
– Как?!
– Некро-озо-спермия, – разбивая слово на части, повторил Вадим. – Не от «негра», а от «некро» – мертвый.
– А что с иском Мананы? – попыталась продолжить разговор Лена.
– Так! Девушка, сделайте так, чтобы я искал вас по всей квартире и не мог найти! – Вадим давал понять, что на разговор вовсе не настроен.
– Для этого мне придется залезть в постель и ждать тебя там, – кокетливо улыбнулась Лена.
– Ты считаешь, что подготовка к данному процессу включает в себя практические занятия по изготовлению детей? – Вадим, казалось, подхватил шутливый тон жены, но, вдруг став серьезным, жестко сказал: – Ленк! Понимаю, что ты хочешь мне помочь, отвлечь, чтобы я не грузился, но ты же знаешь, мне надо побыть одному. Не обижайся, котенок, дай мне еще часок.
Лена не обиделась, но в очередной раз расстроилась. Так бывало всегда, когда работа Вадима откровенно заслоняла ее от мужа. «Ладно, зайдем с другого боку!» – решила она.
– Хорошо, хорошо! Я просто подумала, что ты захочешь еще раз прокрутить со мной все дело, с учетом новой информации, – крайне серьезно и торопливо объяснила Лена.
– Нет, теперь уж до завтра потерпи, все сама увидишь и услышишь. – Вадим говорил почти сурово и вдруг, улыбнувшись, добавил, – Хитрюшка-хрюшка любимая!
Лена поняла, что дальше – стена, Вадим не станет ей ничего рассказывать. Чмокнула мужа в щеку и вышла из кабинета. Машка смотрела на нее с восторгом и ужасом – зашла к папе в кабинет за плотно закрытую дверь и вышла живая и невредимая! Фантастика!!
Вадим занял место за адвокатским столиком. Николай Петрович сидел в первом ряду рядом с Вадимом. Рядом, потому что стол Вадима был повернут боком к судейскому столу и рядам для посетителей. Вот и получалось, что, хотя клиент и адвокат сидели под углом друг к другу, расстояние между ними не превышало полутора метров.
Смирнова с Мананой пришли чуть позже. Вадим, посмотрев на молодую грузинку, одетую нарочито бедно, с головой, обмотанной какой-то невыразительной то ли косынкой, то ли платком, понял, что был прав – Смирнова отвела ей роль обиженной и оскорбленной несчастной женщины. Жертвы мужика-вурдалака. Вадим засомневался, правильно ли он сделал, велев Николаю Петровичу надеть его полковничью форму со всеми орденами и медалями вместо планок. Скорее всего, это оказалось ошибкой, но теперь деваться было некуда.
– Скромнее надо в суд одеваться! – обратилась Смирнова к Николаю Петровичу.
– Молчите! – тихо приказал Вадим клиенту, поняв, что Смирнова применяет свою обычную тактику – вывести из себя оппонентов любыми средствами.
– Так вот каким способом вы женщин соблазняете! – не унималась Смирнова.
Николай Петрович посмотрел на нее сначала удивленно, а потом весьма успешно изобразил на лице презрение. И отвернулся к окну.
«Молодец!» – подумал Вадим. – Значит, и в процессе сдержится! Умный клиент с хорошими нервами – уже подарок!»
– А вы, я так понимаю, – обратилась уже к Вадиму Смирнова, – тот самый гениальный ученик великой адвокатессы и наставника Коган? Будущая гордость советской адвокатуры, так сказать?
– «Так сказать» – это вы про адвокатуру, про советскую или про гордость? – мягко улыбаясь, откликнулся Вадим. Из присутствующих только Лена знала, что скрывается за этой мягкой улыбкой и вкрадчивым голосом.
– Ну что вы! Как бы я посмела сомневаться в вашей грядущей славе? – ехидно улыбнулась Смирнова. – Кстати, наверное, будете просить об отложении дела? – как бы невзначай поинтересовалась Алла Константиновна.
– Нет, мы вроде готовы, – неуверенно и как-то по-детски наивно откликнулся Вадим.
Смирнова открыла свое досье и, внимательно-оценивающе посмотрев на Осипова, переложила в конец папки бумагу, лежавшую до этого первой.
«Ходатайство об отложении дела, – понял Вадим, – Ну и ладушки, тетя Алла, поиграем!» И опять-таки только Лена поняла значение той улыбки, которая еле заметно тронула губы ее мужа.
Судья, заседатели и секретарь вошли в зал одновременно. Причем секретарь, замыкавшая процессию, на ходу произнесла магическое: «Прошу встать, суд идет!», а Вадим, поднимаясь, про себя продолжил ее фразу: «И я с ним!»
Процесс шел именно так, как и предполагал Осипов. Смирнова все время перебивала Николая Петровича, демонстративно вскидывала руки, выказывая свое возмущение, когда он давал не те, что ей требовались, ответы на ее вопросы.
Вадим же, наоборот, вел себя очень тихо, старался казаться застенчивым и был предельно вежлив. Почти каждый свой вопрос к Манане он начинал либо с «извините», либо с «если вам не трудно, не могли бы вы сказать». Расчет на то, что судью Смирнова в такой ситуации будет довольно сильно раздражать, начинал оправдываться. И хотя вопросов Вадим задавал никак не меньше, чем Алла Константиновна, его судья не прерывала и его вопросы не снимала. Однажды Вадим чуть было не сорвался, когда Смирнова во второй раз откомментировала его вопрос словами «мой юный коллега считает…», но не успел – судья сама сделала Смирновой замечание за некорректное отношение к коллеге. Вадим в очередной раз подумал: «Что Бог ни делает, все к лучшему!»
