– Да, садись и расскажи, что ты знаешь о «Вестнике» и его редакторе.
– Уже вышел?! И что там?!
– Правдоподобно играешь, – хмыкнула я. – Думаешь, я поверю, что ты не в курсе, кто сливает сплетни и тайком снимает все, что происходит в школе?
Габриэл удивленно округлил глаза.
– Деллин, я клянусь, я понятия не имею! Не думаешь же ты, что я – редактор «Вестника»?!
– Ты делаешь и продаешь штормграмы, ты наверняка знаешь, кто купил большую партию.
– Демоны, Делл… я уже давно не продаю их открыто, Крост не слишком-то одобряет такое предпринимательство и грозится запретить. Поэтому желающие оставляют в часовне деньги, а на следующий день получают свои штормграмы. И все! Я понятия не имею, кто заплатил и за сколько экземпляров. Но действительно продал с начала года много.
– И тебя не насторожило, что в тот момент, когда у всех – я подчеркиваю, даже у директора! – есть по экземпляру, вдруг целая толпа ломанулась за игрушками? Первокурсники затарились еще в начале учебного года, а дальше-то кому они понадобились?!
Габриэл, ко всеобщему удивлению, просиял:
– Это моя идея! Я делаю штормграмы из особого стекла, очень тонкого и хрупкого. Они постоянно бьются, а поскольку никто не хочет остаться без доступа к изображениям, у меня все время покупают новые!
Катарина округлила глаза, а я не удержалась и хихикнула. Образ рыцаря на белом коне, кажется, начал превращаться в образ жулика верхом на зебре – той самой, у которой сначала светлая полоса, потом темная, а потом задница.
– Шторм, а вы с ди Файром часто зовете подружку? – радостно спросил кто-то.
Под потолком сверкнуло молнией, а от грохота заложило уши.
– Ой! – пискнула Аннабет.
К моему удивлению, она вдруг поднялась и решительно вышла в центр столовой, к арфе. Покашляла, а когда никто не обратил на нее внимание, постучала ножом по чьему-то пустому бокалу.
– Кхм… я прошу минуточку внимания!
– Что она делает? – забыв о злости на меня, спросила Катарина.
Кажется, Аннабет решила блеснуть альтруизмом и отвести внимание от нас с Ясперой. Вопрос лишь в том, зачем, потому что мне к сплетням не привыкать, а Яспера вообще завуч. Уж не нас защищать от нападок.
Когда все замолчали и обратили внимание на новое шоу, Аннабет, изрядно волнуясь – было слышно, как дрожит ее голос, – заговорила:
– Я хотела сказать, что та статья, из-за которой вы меня ненавидите, была написана не мной. Репортер использовала сказанные мной слова и вывернула их в удобном свете. Я не хотела обижать тех, кто был ко мне добр, и… и преподавателей. И сказала те слова из-за обиды. Но все равно я хочу извиниться за статьи, которые выходили под моим именем. Можете ненавидеть меня и дальше, но я устала. И, заранее предполагая, что вы подумаете, – я не имею отношения к «Вестнику» и ничего туда не пишу. Тот, кто это делает, сильно рискует, потому что директор не позволит писать гадости о магистрах. Я знаю, чем это грозит: отчислением из школы. И я бы не стала так рисковать.
Вздохнув, она махнула рукой.
– Вы все равно мне не поверите и завтра прибьете мне к двери дохлую кошку или выльете на меня литр чернил по дороге на завтрак. Вряд ли у меня еще появятся здесь друзья, я многих обидела, но… чувствуешь себя довольно одиноко, когда с тобой никто не разговаривает.
– Ну вот, мы уже никто, – пробормотала Катарина.
Но ее, кажется, проняло – по крайней мере, она перестала кидать на меня ревнивые взгляды.
– Да правда, народ! Чего вы к ней прицепились?
Какой-то воздушник, я не знала его имени, но пару раз видела в коридорах и на общих занятиях, поднялся из-за стола. Сначала я подумала, что Аннабет удалось хоть до кого-то достучаться, но потом рассмотрела выражение его лица – и мысленно подобралась. Кейман, конечно, не похвалит, если праздник по случаю воскрешения Ясперы закончится массовой дракой, но если что – я готова.
Воздушник залихватски приобнял Аннабет за плечи и широко улыбнулся.
– Давайте простим леди Фейн, она ведь всего лишь полила нас всех дерьмом. А в знак того, что она больше не будет, леди Фейн нам станцует, да? Я, знаете ли…
Он задумчиво провел свободной рукой по струнам воздушной арфы.
– Неплохо играю. Ну что, Аннабет, готова искупить вину страстным танцем?
– Все, – я поднялась, – я тебе сейчас эту арфу в задницу затолкаю, будешь ходить и бренчать!
С лица парня сошла краска, но он не собирался сдаваться – и теперь возле арфы нас было трое. Жаль, что струны слишком нежные, задушить ими не получится, хотя если снять с него ремень…
– Деллин, не надо, – сказала Аннабет.
Сбросила с плеч руку воздушника и громко заявила:
– К сожалению, я не слишком хорошо танцую. Но раз уж господин…
Она подчеркнула это слово, намекая, что не собирается звать лордом какого-то левого чувака.
– Господин… как вас там? Впрочем, неважно. Настаивает на искуплении вины представлением, да еще и хвастается умением играть, то могу для вас спеть.
– А я все еще могу засунуть ему что-нибудь куда-нибудь, – угрожающе протянула я, буравя воздушника взглядом.
– Все нормально, – чуть улыбнулась Аннабет.
И откуда в ней вдруг взялась такая уверенность?
– Мне не нужны защитники. Я могу за себя постоять.
Я на этот счет имела другое мнение, но не стала спорить, тем более что двери столовой открылись, и широким шагом, с выражением лица, не предвещающим ничего хорошего, вошла Яспера.
– Что у вас здесь происходит? – Она остановилась и смерила нас полным подозрения взглядом.
– Ничего! – поспешно ответила Аннабет. – Решаем, кто будет играть на арфе.
– Смотрите не подеритесь, – хмыкнула Яспера. – Шторм, на минуту.
– Сейчас пригласит ее на бал! – раздался голос, в котором я без труда узнала Габриэла.
Он уже не смеялся, когда молния ударила его прямо в мягкое место, а почему-то грохнулся со стула и витиевато выругался.
– В кои-то веки ваши искрометные шутки, Сайзерон, в прямом смысле всех ослепили, – хмыкнула Яспера. – Ну а чтобы помочь вам совершенствовать чувство юмора, назначаю отработку в библиотеке. Поможете госпоже Барнинсон подклеить старые учебники и заодно прикоснетесь к мудрости книжного слова.
Небрежно махнув мне рукой, Яспера направилась к выходу. Мне ничего не оставалось, как последовать за ней, мучаясь вопросом: она что, сумасшедшая?! Могла бы побеседовать после ужина, мы и так новость номер один на ближайшую неделю в школе.
Чуть подальше от дверей мы остановились, и воцарилась гнетущая и немного неловкая тишина. Я бы не смогла выносить ее слишком долго.
