— Вы хотите сказать, что мои видения — тоже особенность развития моего мозга и со временем пройдут? — усмехнулся Валерий Михалыч. — Вот такая вечная молодость…
— Мой дорогой Валери… Если развитие организма порождает массу сложных явлений, не всегда внятно объяснимых наукой, то почему бы угасанию не иметь ту же привилегию. Не обижайся на угасание — оно может длиться как у Рабиновича с его «не дождетесь»… — лукаво ухмыльнулся Бублик.
Валери и не думал обижаться. Просто именно такое звучание его имени заставило его содрогнуться и вспомнить Руфу. Она называла его Валери, ударением на последнем слоге, а если была не в духе, то добавляла каверзную «к» на конце. Кажется, Руфа отличалась в детстве сомнамбулизмом… впрочем, скорее всего, вранье.
Итак, угасание. Почему бы и нет. Валерий Михалыч был готов угасать, только без всяких историй болезни. Ведь самая лучшая смерть — смерть от старости. Просто от старости как таковой, хоть и стало модным в последнее время опровергать ветшание тела как неизбежность. Бублик незыблемо считал, что мозг человека, который всю жизнь занимался интенсивным умственным трудом, имеет право на причуды. Причем в любом возрасте. И почему бы просто не возрадоваться проявившейся сидхе. Нет, она не обязательно печальное эхо потерянной сестренки. Это всего лишь эвфемизм, нравственно приемлемая версия… На самом же деле эта девочка может быть кем угодно.
— Вот, например, есть такие аномальные зоны… с галлюциногенным эффектом, обусловленным…
— О, Игорь Львович, неужели вы в это во все верите? Как там это называется… ретрокогниция!
— Я не знаю, о чем ты и что там за когниция, — вдруг посерьезнел Бублик. — Но… где, ты говоришь, словил свой мираж? На Каретной? Посмотри-ка…
И он ткнул пальцем в неприметную газетную заметку. Что было не слишком похоже на Бублика — массмедиа он не жаловал. Можно было оправдать отход от привычек авторитетом издания, но старый отшельник признавал только чисто научную периодику. Видимо, тут что-то из ряда вон… Валерий Михалыч пробежал глазами по сухим строкам… Ему показалось, что он снова низвергся в пропасть пронзительного откровения, которое испытал в незапамятном детстве. Отец тогда вел его на операцию по удалению аденоидов. Отец — золотая душа, хотел подготовить ребенка к боли и делал это, как умел. Он щипал Валерку за нос, теребил за уши, раскачивал за ноги вниз головой — и в итоге убедил, что операция окажется таким же занимательным мероприятием, не более того. Как же Валерик был шокирован, когда злобный доктор — лучшее еврейское светило в округе — орал на него и делал страшные глаза, пихая в нос мерзкие железяки…
Примерно те же чувства обрушились на Валерия Михалыча и теперь, на пороге старческих немощей. Его опасения по поводу девочек-призраков сразу показались смехотворным праздным баловством по сравнению с тем, что он прочел в злополучной заметке. В коей сообщалось, что такого-то числа на Каретной площади найден труп женщины. И судя по всему, это дело рук изощренного маньяка, а по некоторым версиям, даже целой патологической религиозной секты, что орудует в столице и ее предместьях. Рядом с телом убийца оставляет не разгаданные пока символы. На сей раз символика зашкаливала. Около жертвы найден вспоротый… фаллоимитатор. Толкователи извращенных культов находились в тупике. Что это могло значить… если ненависть к мужчинам и к мужскому естеству — то почему убита женщина? Если это маньяк-женоненавистник, то при чем тут надругательство над фаллическим символом? Или же очередной ревнитель нравов, карающий блудниц? Всем, кто располагает какой-либо информацией, просьба помочь следствию…
Ужас в том, что Валерий Михалыч информацией располагал. И именно он, и никто иной, был причиной этой дикости… Убита женщина! За какой-то миг он весь покрылся горячей испариной, которая почти сразу стала ледяной. Конечно, его страхи теперь абсурдны: он знает, что и Ева, и Ритта, слава богу, живы-здоровы. С Евой он разговаривал вчера, а Риттка к нему приходила, чтобы он привел в порядок ее ноутбук… Но как же тогда этот пластиковый мужской причиндал попал в чужие руки и кто убитая? Хотя страшная догадка пронзила его сразу. Нет, это слишком! Господи, а ведь все из-за бабьей дури…
Вскоре доктор Буневич навел более пристальный профессиональный прищур на своего воскресного гостя. Потому что тот поведал ему слишком странную историю. А Валерий Михалыч был сражен известием, как шальным выстрелом, и исповедовался на месте. Терять ему уже было нечего. Мир может катиться в черную дыру и тонуть Атлантидой, но при всех сущих концах света Бублик останется надежным человеком и болтать не будет. А уж какой он после всего этого поставит диагноз — это его дело.
И вот что было. Все началось очень давно. Валера едва поступил в институт. Со взором горящим, весь в научной романтике. Что он мог сказать, такой летящий и… девушки, кстати, находили его красивым, — что он мог сказать матушке, которая принесла ему завернутые в тряпочку мутноватые стекляшки и сказала, что это великие сокровища с короны какой-то династии. Она их получила в благодарность от пациента, которого спасла от пожизненной инвалидной коляски. Крупные камни он оставил себе, а время этих еще не пришло. Но обязательно придет. Он ей даст отмашку, когда можно будет выгодно продать эти драгоценности. А пока их надо схоронить в надежном месте. Лучше в банке. Но Марта не доверяла банкам. Она боялась и не любила госструктуры и хранила свои дряблые бриллианты и прочие сентиментальные глупости, конечно же, дома. Она свято верила в них — и кто бы ее осудил. Женское сердце увядает без сказки. Что мог ей сказать сын? Храни их дальше и верь в свои обереги. Тот молодой человек, которого она ко гда-то выходила, давно смылся за границу. Точнее, служил дипломатом в теплой стране и не собирался возвращаться. А что там дальше… Валера плохо слушал мамины истории, за что и поплатился. «Мам, а кто их из короны наковырял?» — И загадочная усмешка Марты в ответ.
Поводом для следующего упоминания сокровищ в тряпочке послужила вторая женитьба Валеры. Первая жена Марте не нравилась. После недолгой семейной жизни и развода обиженная супруга — та еще стервоза, если честно, — забрала дочь и первые годы запрещала Валере с ней общаться. Марта очень переживала — она мечтала тетешкать внучку. Она видела в ней компенсацию за свою потерянную девочку, но вышло так, что и ролью бабушки ей не дали насладиться. Теперь же все ее материнские чувства обрушились на Руфу… Поначалу казалось, что тайные мотивы этой симпатии — всего лишь выгода. Мать хочет женить сына на девочке из хорошей семьи. Хотя ничего хорошего в этой семье не было. Просто деньги и призрачная аристократическая родословная — да кому она теперь нужна… Марта устроилась к ним домработницей, но с ее-то медицинским опытом и житейской сноровкой быстро стала доверенным лицом чуть ни каждого из обитателей этого дома. Руфа в те времена была приветливой, теплой, хрупкой — непьющей, конечно… Она не была похожа внешне на ту девочку с обсидиановыми глазами. Но Марта постоянно твердила об их мистической связи. Это было еще одно ее сентиментальное сокровище.
Она думала, что теперь у сына все сложится. И пыльный мешочек с сокровищами решила подарить его чудной невесте. У Марты, что родом из приволжской глуши, была деревенская логика. Она полагала, что Руфа, окутанная связями знатного семейства, сумеет извлечь толк из камешков… Из непростых камешков. Ведь тот, кто их вручил, строго-настрого запретил идти с ними к ювелирам. Они-то купят, но за сущие копейки. Поступать так с достоянием династий — кощунство. Камни представляют не только материальную, но и…
