Скоро, наверное, уже завтра, уговаривала себя Наденька, гнев и отчаяние начнут сменяться бойцовым азартом. Она придумает, что делать дальше. Она выкрутится. Потом медленно, но верно начнет включаться внутренний утешитель, который примиряет нас со случившимся. В сознание вползает целебная змея покоя, которая приносит вечную благую весть о том, что все могло бы быть гораздо хуже. И нужно благодарить судьбу за то, что она уберегла от куда более страшных вещей. Такие минуты — как раз для встречи с бронзовым мальчиком. Это было место силы. И… талисман. Эта скульптура приносила Наденьке удачу. Печаль у чужого надгробья наводила на правильные мысли, после чего начинался поворот к светлой полосе. Разумеется, всякий раз Надежда боялась, что правило не сработает — ведь мистиком она была слабеньким, скептическим и циничным. Иногда, чтобы унять корыстную тревогу, она несла могилке подхалимские тюльпаны. Оправдывая себя тем, что хотя бы принесет пользу несчастным истлевшим телам и их могилку не сроют раньше времени. Места-то здесь дорогущие…
И на следующий день она собралась в паломничество. Несмотря даже на весеннюю распутицу. Март перевалил за середину, а снежище повалил сочный, рождественский. Но слякоть можно пережить. Главное — унять волчью тоску. Догнали ее старые грехи, и ничего тут не склеишь. Уехать, что ли, на полгодика на Восток — в Индию, в Таиланд, пожить там по дешевке, отмокнуть, обнулиться. Так теперь делают многие, но на Восток Наденьку совсем не тянет. Ей более мила Европа, на худой конец — прибалтийские пейзажи. Будь она хоть мало-мальски воцерковленным человеком, поехала бы к племяннице. Она живет в монастыре недалеко от Пярну. Готовится к постригу. Задурили голову бедной девчонке. А ведь она самая славная из всей Надиной родни. Братец постарался распылить свое семя, так что племянников Наденьке хватало. Но ведь в монастыре она с тоски помрет! Хотя если ненадолго, когда сезон и можно купаться, съездить на любимый остров Сааремаа… возможно, это выход. Ах да, она ж совсем забыла, что снова не одна, а с нагрузкой в виде болезного, но еще не совсем поблекшего апологета мужского шовинизма. Старая любовь… ржавеет, конечно, но не сдается и хватает тебя за шиворот костлявой куриной лапкой. Куда ее девать? Шутки шутками, но если он и правда болен… Брать еще один грех на душу? Как на притчу, за день до катастрофы с магазином, Надя ерничала, предлагая своему старому коняшке облегчить муки «золотым» уколом, после которого он обретет вечный покой. И вот как ей аукнулись эти шуточки.
В нынешнем настроении кладбище могло довести до слез, поэтому Наденька должна была завершить свой ритуал как можно быстрее. Собственно, и ритуала никакого не было: пришел, повздыхал и обратно. Чай, не лето, когда можно посидеть на удобной скамейке — даже это было здесь предусмотрено. Смурная весенняя дымка, мелкий снег, слякотно даже в самом воздухе — хорошо, что к могилке есть вымощенная тропинка, и дорожки здесь чистят… Но что увидела Наденька впервые за много лет — у могилки посетительница! Первой мыслью была параноидальная: «Засада!» Но это был бы абсурд… На кладбище она бывает редко и непредсказуемо, кому могло понадобиться ловить ее именно здесь?! Но, взмокнув от холодного пота, она покорно ждала выстрела… или чего там еще. Умереть здесь — не самая худшая участь. Весьма символично. Да и предки рядом… Может, и лучше, что сейчас бы все закончилось. Наденька вдруг ощутила острую усталость от жизни. Настолько острую, что это было похоже на сильное желание справить нужду прямо здесь и сейчас. И тут же в ответ бешеной птицей внутри забился инстинкт самосохранения. Именно в эти мгновения заработал мозг, фонтанируя озарениями… Яхта! Лошади! Она не успевала облекать свои замыслы в слова. Перед ней возникла лавочка ее мечты… Да, она именно мелкая лавочница, и более ей ничего не нужно! А в плане эпизодических побочных заработков — яхты и лошади. Это красиво, это роскошь, а роскошь приносит удачу!
— Простите, пожалуйста, что вас беспокою… Вы их родственница? Я не из праздного любопытства, я, может, даже пользу вам принесу… — услышала Наденька вместо выстрела. Ошарашенно она глядела на субтильную барышню, озябшую в короткой модной куртейке. Как тут было не улыбнуться — хороша киллерша! И какая от нее может быть польза?
— Только ради бога, никакого сектанства, терпеть это не могу! — наотмашь предупредила Наденька. Уж больно безобидно-елейной казалась девушка, а значит, тут какой-то подвох. — Вы ухаживаете за могилами?
— Нет! — испугалась барышня. — Я… так быстро и не скажешь. Понимаете, я занимаюсь наследием того скульптора, что сделал надгробие для ваших… бабушки с дедушкой и… их сына! — нашлась барышня.
И Наденька поняла, что пока не стоит ее разубеждать. Пускай рассказывает, что она за птица, а главное — что за наследие у скульптора. Наследие — это, конечно, не наследство, но слова-то однокоренные. Наденька навострила ушки. Кто его знает, чем это может обернуться.
А девчонка лепетала ответственно и бойко, словно пионерка былых времен на линейке. Наденька, ослабленная после своей бизнес-потери, не сразу смогла уловить сплетение сюжетных линий. Что она успела ухватить прежде всего, так это происхождение своего любимого бронзового мальчика. Не зря, не зря она прикипела к созданию рук человеческих — руки-то золотые. Автор надгробья — известный в прошлом ваятель. Его же перу принадлежат и «Четыре времени года», окутанные поверьями и приметами. Мастера долго гноили в тюрьме, потом на короткое время выпустили — вот в этот-то промежуток он и создал скульптуру ребенка, — а потом его снова забрали. Он, конечно, знал этого славного полководца. Он скорбел вместе с ним…
У него был приятель, с которым он любил играть в шахматы. Приятель или родственник — точно неизвестно. Его сын, художник, умер не так давно. Эти двое, мистики-затейники, основали творческую группу «Братство пыльной короны». Кому-то из них в наследство достались бриллианты, целый сундук. И еще в сундуке была корона. Она-то и стала символом их художественной концепции. Но никто толком не знает, что там действительно было — одни обрывочные воспоминания и догадки…
— Ну и?.. Где же этот сундук? — вкрадчивонасмешливо спросила Наденька.
— Есть версия, что здесь, — большеглазым умиленным шепотом поведала барышня, указав на бронзового мальчика. — То есть… там тайник.
— Чудная сказка. И что же нам с этим делать? — усмехнулась Наденька.
— А… если вы родственница, то мы могли бы… это проверить.
— Давайте проверим. Где открывать?
А что, собственно, Наденьке было терять? Она уже потеряла основные активы. Ну и ладно, почему не испробовать на себе силу абсурда. Иначе говоря, попасть в жернова лохотрона. Гордыней Наденька не страдала, считая себя ничуть не лучше львиной доли своих сограждан, верящих во всякую чепуху. Просто ей подвернулся случай заработать, потом еще и еще — словом, повезло. Просто у нее хватка и моральная гибкость. А так она ничем не лучше прочих. Она любит простую обывательскую пищу, она балдеет от примитивного бидермайера, она без наворотов. Если сравнить род человеческий с автомобилями, то она — не «мерседес», не «бентли», не «роллс-ройс». Она неубиваемая «рено-логан». Непрестижная и непонтовая рабочая лошадка. Почему бы ей не попытать абсурдного счастья — пусть даже она слишком обыденная для него…
