– Теперь ты можешь узнавать меня сколько угодно! Я больше не валькирия! Трехкопейная дева. На них это правило не распространяется, – сказала Ирка.
Через железную дверь они ворвались на счет «три». Эссиорх, Меф с катаром и Ирка с рункой, слишком громоздкой для перехода. Рунка моментально перегородила ей проход, и Корнелий, бежавший за Иркой, мог только прыгать и издавать воинственные вопли. На четвереньках он перебежал под стол, нашел там свою флейту, выскочил и замер.
Стражей мрака здесь уже не было. Тухломон и подавно не дожидался возмездия. Варвара лежала на полу лицом вниз. Рядом с ней, уткнувшись мордой ей в ладонь, вытянулся Добряк. Из ноздрей у пса сочилась кровь. Одна из передних лап – правая – была сломана. Кто-то из стражей мрака, уходя, сильно ударил по ней каблуком.
Корнелий боялся переворачивать Варвару и только скулил. Эссиорх перевернул ее сам. Потрогал пульс на шее, наклонился, послушал дыхание.
– Жива. Скоро придет в себя.
Медальон с шеи Варвары был грубо сорван. На шее остался порез от шнурка. Меф сидел на корточках перед псом и смотрел на его лапу.
– Где они? – спросил он мрачно.
Эссиорх огляделся.
– Где-то рядом.
Меф недоверчиво прищурился.
– Чтобы телепортировать, много времени не надо.
– Они не могли телепортировать! Я поставил блок на телепортацию одновременно с флажками. Они не дальше Старого Арбата или переулков. Надо их найти! – уверенно ответил Эссиорх.
– А кто останется с Варварой? – спросила Улита.
– Мы с тобой.
Эссиорх сел рядом с Добряком и занялся его лапой. Заметно было, что терпения в нем – целая бесконечность. Улита, в которой терпения было гораздо меньше, переминалась с ноги на ногу, поигрывая рапирой.
– Может, я тоже пойду поищу, а? – предложила она.
Эссиорх красноречиво оглянулся. Улита отлично поняла, что это значит.
– Ну ладно! Тогда еще любопытных погоняю! – уступила она и, для важности включив на каске фонарь, отправилась к флажкам.
Меф, Багров и Ирка выскочили из перехода вместе. За ними полубоком несся полный рвения Корнелий, вцепившийся двумя руками во флейту. Меф специально притормозил, пропуская его вперед. Он не хотел получить бронебойную маголодию в спину только потому, что Корнелий что-то там перепутал, или погорячился, или промахнулся. Конечно, он потом стал бы извиняться, но смог бы Меф принять его извинения с дырой в спине – вопрос другой.
В результате Корнелий побежал по переходу направо, в сторону кинотеатра «Художественный», а Ирка, Багров и Мефодий – налево, к Старому Арбату. Прохожие смотрели на катар Мефа, палаш Багрова и рунку Ирки спокойно – Арбат привык ко всему. Здесь даже факиры, выдыхающие огонь, вызывают зевоту. Подойди тут к любому человеку, преврати камень в алмаз, а сапог в ящерицу, отрасти, наконец, крылья и поднимись над землей – и он тебе скажет, пережевывая хот-дог с горчицей: «Все это очень забавно, но денег не дам!»
Ирка на секунду отвлеклась, а когда вновь обернулась к Багрову и Мефу – они куда-то исчезли. В глазах у Ирки запестрело от переулков. Трехкопейная дева пробежала мимо памятника Окуджаве и хотела уже нестись обратно, но тут увидела сухонькую спинку. Эту черепушку в берете, эти кроссовки, этот рюкзачок и, наконец, это покрытое брезентом сельскохозяйственное орудие Ирка узнала бы из тысяч. Она, не задумываясь, вскинула рунку, но нанести удар в спину не смогла. Рука ее дрогнула и опустилась. Аида Плаховна обернулась.
– Правильно сделала, лебедица ты моя недостреленная! Кто ж меня унесет? Непонятка бы вышла! – сказала она сладким голоском, в котором сквозь варенье угадывался могильный холод.
Ирка отпрыгнула и хотела бежать к Матвею и Мефу, но внезапно ноги перестали ей повиноваться и покорно подвели к Мамзелькиной. Ирка увидела, что старуха шагает пальчиками правой руки по ладони левой, а ее ноги слушаются пальцев Аиды Плаховны так, будто являются их продолжением.
– Топы-топы-топы-топ! – проохала Плаховна. – А ножки-то хороши! И не поблагодарила!.. Красотки, красотки, красотки кабаре! – Сухие пальцы старушки затанцевали на ладошке. А Ирка вопреки своей воле стала вскидывать ноги, отплясывая канкан.
На этот раз Ирка точно ударила бы Мамзелькину рункой, но Аида Плаховна дальновидно пошевелила пальчиками, и Трехкопейная дева против своей воли отступила от нее на четыре шага.
– Пошутили и будя! А теперь иди за мной, пока силой не повела!.. Хотя ты и так пойдешь! Вот у меня что есть! – произнесла Мамзелькина совсем другим, очень деловым голосом и что-то показала Ирке.
Та увидела сверкающий камень, который в руках у старухи тоскливо мерцал и менял цвета, точно ему было больно.
– Матвей??? – выдохнула Ирка, сразу все поняв.
– А-а, так он не сказал?.. А ты думала: я даром ему ножки-то дам?..
– А как же?.. А что у него… – пугаясь, начала Ирка.
– Да раздобыла там сердчишко одно. Как и ноги твои, оно мне подчиняется, только он этого не знает… Ну топай, бедолага! Разговаривать будем! – И белые кроссовки зашаркали в ближайшее кафе.
Ирка покорно поплелась следом, ощущая себя побитой собакой, которую хозяин тащит на поводке. В кафе Мамзелькина нагленько заняла лучший столик у окна.
– Принеси-ка, милая, медовушки! А медовушки нет, так плесни водочки! – сказала она подбежавшей официантке.
Молодая, с сизыми от здоровья щеками официантка пугливо разглядывала жуткую старуху. На лице у нее медленно проступала мысль, что сказки про ведьм, возможно, и не сказки. Ничуть не меньше тревожила ее рунка Ирки, которую та прислонила прямо к стене.
– У нас кондитерская! Алкоголя нет…
– Ну так сбегай в гастроном!.. Всему учить надо!.. Живо!.. – строго сказала Мамзелькина, и официантку сдуло холодным ветром ужаса.
– А вам что? – крикнула она издали, перенося на Ирку часть уважения, которое вызвала у нее Аида Плаховна.
Ирка не сразу поняла, что обращаются к ней.
– Я не доставлю вам никаких хлопот! Мне, пожалуйста, чай – ровно сорок девять градусов! И свежеиспеченную булочку. Но если она испечена больше пяти минут назад, то не надо!.. – сказала она, решив вести себя в том же стиле, что и «старшой менагер некроотдела».
Мамзелькина одобрительно зазвенела незримой копилочкой.
Мимо кафе, не замечая их, пробежали Меф и Багров. Ирке казалось: она сходит с ума. Это был маразм. Она сидела в кафе с Аидой Плаховной, требовала чай в сорок девять градусов, а снаружи друзья искали ее.
Мамзелькина постукивала Камнем Пути по скатерти. Потом стала вертеть его пальцем, играя с ним как с безделушкой. Камень менял цвета, пульсировал, мерцал. С людьми в кафе творилось нечто невообразимое. Женщина, встав на колени, извинялась перед другой женщиной в чем-то давно бывшем, но мучившем ее. Высокая девушка опрокинула своего парня вместе со стулом, перед этим швырнув ему в суп подаренный сотовый телефон и золотую цепочку с кулоном. Преуспевающий банковский служащий вспомнил, что в юности хотел сажать сосны, а потом поддался уговорам родителей и поступил в финансовый. И вот теперь заветные сосны вновь проросли у него в душе. Боясь передумать, он позвонил своему начальнику и разругался с ним вдрызг.
