– Доктор, считаете ли вы, что эта женщина могла навредить здоровью своего ребенка?
– Нет.
– За прошедшие семь лет вы замечали хотя бы малейшие признаки того, что у нее есть такие наклонности? Что-нибудь наталкивало вас на такие мысли?
– Нет, совершенно ничего.
– Мэрайя говорила с вами о тех обстоятельствах, которые сейчас осложняют жизнь Веры?
– Вы имеете в виду видения и внимание прессы? Да, говорила.
– Мэрайя действительно считает дочь визионеркой?
Доктор Йохансен так долго не отвечает, что Джоан уже собирается повторить вопрос. Наконец он произносит:
– Мэрайя считает, что ее дочь говорит правду. Какой бы эта правда ни была.
– Какие меры необходимо принять, чтобы человека поместили в психиатрическую больницу? – начинает Мец.
– Это делается через суд, – объясняет Йохансен. – Психиатр оценивает состояние больного, а судья знакомится с результатами освидетельствования.
– То есть в принятии решения участвуют несколько человек?
– Да.
– Эта система работает хорошо?
– В большинстве случаев. К ней приходится прибегать, когда человек не может сам оценить свое состояние. – Доктор Йохансен в упор смотрит на Меца. – Однако в случае Мэрайи Уайт была допущена ошибка. Ее психику угнетали, ее подвергали избыточному медикаментозному лечению, ее волю игнорировали.
– Если бы судья решил, что миссис Уайт не нуждается в госпитализации, соответствующее постановление было бы подписано?
– Нет.
– Оно было бы подписано, если бы психиатр решил, что миссис Уайт не нуждается в госпитализации?
– Нет.
– А если бы так решил Колин Уайт – самый близкий ей человек?
– Нет.
– Понимаю. То есть вы утверждаете, что трое здравомыслящих людей: психиатр, судья и муж – должны были пренебречь собственными суждениями и прислушаться к мнению женщины, которая за неделю до того перерезала себе вены?
– Речь не о…
– Да или нет, доктор?
– Да, – уверенно кивает психиатр. – Именно это я и утверждаю.
– Двигаемся дальше. Какой препарат вы прописали Мэрайе после выписки из Гринхейвена?
Доктор смотрит в свои записи:
– Прозак.
– Она принимала его постоянно?
– Некоторое время. Через год я отменил назначение, и все было прекрасно.
– Вы считали свою пациентку эмоционально устойчивой?
– Вполне, – отвечает Йохансен.
– А не просила ли Мэрайя Уайт, чтобы вы назначили ей этот препарат повторно?
– Просила.
– Когда?
– Три месяца назад, – говорит психиатр. – В августе.
– То есть после того, как ушел ее муж? Значит, доктор, вопреки вашему мнению, она оказалась не такой уж устойчивой?
Йохансен выпрямляется:
– Повторилось в точности то, что в свое время вышибло ее из колеи, мистер Мец. Только на этот раз она не предприняла попытку покончить с собой, а позвонила врачу и сказала: «Мне нужна помощь». Любой психиатр в нашей стране расценит это как проявление психической устойчивости.
– Бывают ли у прозака побочные эффекты?
– Нечасто.
– Какие?
– Иногда прозак может вызывать головную боль, озноб, иногда нервозность, бессонницу или, наоборот, сонливость, иногда головокружение. Также повышение кровяного давления, раздражение на коже, диарею, потерю веса, боль в груди и звон в ушах.
– А галлюцинации?
– Может, но крайне редко.
– А суицидальные мысли?
– Тоже. Не забывайте, пожалуйста, что моя пациентка на протяжении года принимала этот препарат перорально в дозировке двадцать миллиграммов, находясь под моим наблюдением. Я знаю, как ее организм на него реагирует. В случае первичного назначения, вы правы, был бы некоторый риск. Но в этом случае – нет.
– Правильно ли я понял, доктор, что несколько лет она не пила этого лекарства?
– Да.
– Может ли отмена препарата сопровождаться какими-либо нежелательными явлениями?
– Может.
– Например, попытками суицида, психозом и галлюцинациями?
– Подчеркиваю еще раз, – недовольно произносит Йохансен, – это возможно лишь в очень редких случаях.
– Но могла ли у нее возникнуть неблагоприятная реакция на отмену препарата?
– Насколько мне известно, никакой неблагоприятной реакции не было.
– Доктор Йохансен, а какова вероятность того, что к человеку, который успешно лечился от депрессии, эта болезнь вернется?
– Я не располагаю статистическими данными.
– Но такое случается достаточно часто, не правда ли?
– Правда. Однако пациенты, умеющие себя контролировать, в таких случаях своевременно обращаются за помощью к психиатрам.
– Понимаю. То есть, по сути, вы нам говорите, что, если человек однажды сошел с ума, у него есть все шансы сойти с ума снова.
– Протестую!
– Вопрос снимаю, – говорит Мец. – У меня все, доктор.
Прежде чем противник успевает закрыть рот, Джоан снова встает.
– У меня еще несколько вопросов к свидетелю, – произносит она резко. – Я бы хотела прояснить значение терминов «психическое расстройство» и «депрессия». Это одно и то же?
– Нет, конечно.
– От чего лечилась Мэрайя Уайт?
– От суицидальной депрессии, – отвечает Йохансен.
– Вы что-нибудь слышали о делегированном синдроме Мюнхгаузена?
– Да.
– Велика ли вероятность того, что это заболевание разовьется у человека, которому несколькими годами ранее поставили диагноз «суицидальная депрессия»? Есть ли прямая связь?
Доктор Йохансен смеется:
– Утверждать такое – это все равно что говорить: «Если по утрам вы завтракаете, значит под одеждой у вас нижнее белье».
– Спасибо, доктор, – говорит Джоан. – Больше вопросов нет.
Занимая свидетельское место, Милли говорит себе, что молчала уже достаточно долго. Раз Джоан пригласила ее рассказать о человеческих качествах Мэрайи, за ней не заржавеет. Она удобно усаживается и кивает адвокату, показывая, что готова.
– Миссис Эпштейн, как часто вы видите Веру?
– По меньшей мере через день.
– А как часто вы наблюдаете общение Веры с Мэрайей?
– Так же.
– На ваш взгляд, Мэрайя – хорошая мать?
