– Могу я возразить? – произносит голос, исходящий от монитора над головами сидящих.
Раввин и ведущий поворачиваются.
– Пожалуйста, – отвечает Кинг. – С нами на связи отец Каллен Малруни, заведующий кафедрой теологии Бостонского колледжа. Что вы хотели сказать, преподобный отец?
– На мой взгляд, это недопустимо, когда раввин говорит мне, что должны делать христиане.
Ларри Кинг постукивает ручкой по столу:
– Скажите нам, отец, почему так получилось, что заявления еврейской девочки привлекли внимание Католической церкви?
Малруни улыбается:
– Потому что эта девочка собрала вокруг себя большую группу католиков.
– Ей всего семь лет. Это значения не имеет?
– Нет. Католическая церковь неоднократно признавала визионерами детей, которые были еще моложе. А семь лет – это как раз тот возраст, когда по традиции человек считается достаточно зрелым, чтобы нести моральную ответственность за свои поступки. Не случайно примерно в этом возрасте католики впервые исповедуются.
Ларри Кинг сжимает губы, потом замечает:
– Но ведь, по словам матери, девочка не получила никакого религиозного воспитания. В студию поступил звонок, давайте послушаем. – Он нажимает на кнопку. – Здравствуйте.
– Здравствуйте. У меня вопрос к раввину. Если Вера Уайт не мессия, тогда кто же она?
Равви Соломон смеется:
– Она маленькая девочка, исключительно духовно одаренная и, вероятно, лучше большинства других людей умеющая открываться Богу.
– Если она еврейка, то почему у нее раны, как у Христа? – спрашивает следующий дозвонившийся телезритель.
– Позвольте мне ответить, – просит Малруни. – Необходимо помнить о том, что епископ пока не высказал своей официальной позиции относительно предполагаемых стигматов. Для того чтобы стигматик был признан Ватиканом, может потребоваться несколько лет и даже десятилетий.
– Вот именно, – соглашается Ларри Кинг. – Мы здесь говорим не о монахине-кармелитке, а просто о ребенке, к тому же не принадлежащем к Христианской церкви. – Он поворачивается к равви Соломону. – Каким образом у еврейской девочки могут появиться раны, повторяющие раны Спасителя, в которого она не верит?
– Вера Уайт – чистая страница, – вклинивается Малруни. – Если у невинного ребенка, верующего, но не принадлежащего к Христианской церкви, возникают такие ранения, это свидетельствует о том, что истинный Господь наш – Иисус Христос.
Равви Соломон улыбается:
– Я смотрю на это иначе. Мне кажется, Бог выбрал еврейскую девочку и добавил в ее «набор» еще и стигматы, потому что хотел привлечь внимание многих людей. Разных людей. Христиане, евреи – мы все сейчас за ней наблюдаем.
– Но почему сейчас? Зачем Ему было ждать тысячу лет? Это имеет какое-то отношение к миллениуму?
– Разумеется, – отвечает священник. – Люди издавна связывали апокалипсис с рубежом тысячелетий, ожидая искупления своих грехов.
– По еврейскому календарю даже до конца века остается еще сорок три года, – смеется раввин.
– У нас звонок, – объявляет ведущий, нажимая на кнопку.
– Она служанка дьявола, она…
– Спасибо, – говорит Кинг и переключается на другую линию. – Здравствуйте, вы в эфире.
– Я хочу сказать, что Вера Уайт – молодец. Даже если она все выдумывает, уже давно пора кому-нибудь предположить, что Бог – женщина.
– А как по-вашему, джентльмены? Бог – мужчина?
– Нет, – отвечают раввин и священник в один голос.
– Бог – ни то ни другое. А также и то и другое, – поясняет Малруни. – В видении физические признаки далеко не главное. Важен сам факт явления Господа в зримом обличье, доказывающий набожность визионера и его приверженность христианской добродетели…
– Вот это меня всегда и возмущало, – бормочет равви Соломон. – Вы считаете, что только христиане могут быть добродетельными.
– Сейчас речь не о…
– Знаете, в чем ваша проблема? – напирает раввин. – Вы гордитесь широтой своего мышления, но проявляете ее только до тех пор, пока ваш визионер видит то, что вам нравится. Вы сидите у себя в колледже, а с девочкой даже не встречались, но она вам мешает, и поэтому вы пытаетесь дискредитировать ее своей теологией.
– Минуточку! – возмущается отец Малруни. – У меня-то хотя бы есть теология! А вы хиппи от радикального течения, которое относит себя к иудаизму, но при этом использует буддийскую философию и индейскую символику.
– В классической иудейской теологии тоже есть место для женского образа Бога.
Священник мотает головой:
– Поправьте меня, если я заблуждаюсь, но разве «Адонай Элохейну» в еврейских молитвах не означает «Господь наш Бог»?
– Означает, – соглашается равви Соломон. – Но есть и другие слова, которыми иудеи называют Бога. Например, Хашем – «имя». Это совершенно нейтрально в отношении пола. Есть также Шехина – «присутствие Бога», что обычно ассоциируют с женским началом. А мое любимое – Шаддай. Его всегда склоняют в мужском роде и переводят как «Бог Холма» или «Бог Горы». Это слово очень похоже на слово «шаддаим», означающее «груди».
– Мало ли что на что похоже! – фыркает отец Малруни. – Это не теология, а какие-то детские игры!
– Да вы… – Равви Соломон чуть не вскакивает со своего кресла, но Ларри Кинг удерживает его прикосновением руки.
– Вера Уайт: целительница или мошенница? – произносит ведущий невозмутимо. – Мы вернемся через минуту.
Камера выключается. Багрянец, заливший лицо священника, не предвещает ничего хорошего. Глаза раввина горят злобой.
– Вы мне, конечно, поднимете рейтинг, – говорит Кинг, обращаясь к ним обоим, – но постарайтесь не убить друг друга, ладно? У нас еще двадцать минут эфира.
Озеро Перри, Канзас. 25 октября 1999 года
Полная луна в Канзасе – удивительное зрелище. Она яркая и висит так низко над равниной, что кажется, вот-вот лопнет, задев землю. Свет такой луны выманивает диких зверей из укрытий, заставляет кошек танцевать на столбах заборов, а сов-сипух громко кричать. Человека она тоже меняет: когда смотришь на нее, кровь сильнее стучит в жилах, а голова кружится под песню голых ветвей и болотного камыша. Именно такая луна выпятила пузо навстречу Мэрайе и Иэну ночью понедельника – за несколько часов до его поездки к Майклу.
Это стало для них привычкой – немного подышать свежим воздухом, перед тем как Мэрайя пойдет спать, а Иэн вернется к работе. Сидя на крыльце, они разговаривают о простых вещах: о том, что видели, как гуси летели на юг, о том, что небо очень звездное, о том, что в воздухе уже чувствуется зима. Они сидят бок о бок, закутанные в пледы, и сопротивляются холоду до тех пор, пока щеки не порозовеют, а носы не начнут шмыгать.
