– Я нет английский, – произносит женщина, растягивая тонкие губы. – Sprechen Sie Deutsch?
Отлично! Из нескольких сот людей я умудрилась выбрать того, кто меня не понимает, думает Кензи и прикрывает глаза, мысленно прикидывая: суд состоится через пять недель. За это время нужно опросить всех, кто общался с Верой как минимум с августа, разобраться в истории воскрешения бабушки, а также завоевать доверие самой девочки.
Чтобы справиться с такой работой за такой срок, по-видимому, нужно чудо.
Убирая в шкаф Верины туфли, я замечаю, что кто-то фотографирует меня через боковое окно у парадной двери. Я распахиваю ее:
– Извините, не могли бы вы…
Мужчина щелкает мне в лицо своей «лейкой» и, сказав спасибо, убегает.
– Боже, – бормочу я, застыв на пороге.
Мамина машина ползет по подъездной дорожке. В полумиле от дома люди облепляют автомобиль так, что двигаться дальше невозможно. Мама останавливается. Она ездила к себе домой за вещами и теперь возвращается с чемоданом. Решила на время переехать к нам. Это лучше, чем каждый день мотаться туда-сюда, отбиваясь от репортеров. Когда она выходит из машины, человек с «лейкой» и ее фотографирует крупным планом. Сумасшедшие почитатели скандируют имя Веры. Сегодня они все почему-то стоят ближе к дому, чем положено.
Мама, спотыкаясь, взбегает на крыльцо и, обернувшись, машет руками:
– Убирайтесь! Брысь! – Размашисто прошествовав мимо меня, она захлопывает дверь и закрывает ее на задвижку. – Ну что за люди! Неужели им больше нечем заняться?!
Я осторожно выглядываю в боковое окно у парадной двери:
– Почему сегодня они подобрались так близко?
– В городе авария. Лесовоз опрокинулся на съезде с магистрали. Я видела, когда ехала мимо. Полицейского, который стоял возле нас, направили туда.
– Замечательно, – бормочу я. – Спасибо, что хоть дверь не высадили.
– То ли еще будет! – фыркает мама.
В подтверждение ее слов раздается звонок. На пороге в сопровождении оператора стоит Петра Саганофф с еще более нахальной физиономией, нежели я могла себе представить. Прежде чем я успеваю захлопнуть дверь у нее перед носом, она выставляет вперед ногу в красной туфле-лодочке.
– Миссис Уайт, – говорит она при включенной камере, – можете ли вы чем-нибудь ответить на заявление вашего бывшего мужа относительно того, что, живя с вами, Вера подвергается опасности?
От негодования у меня перехватывает дыхание. Иэн предлагал мне самой пригласить эту суку в дом, и я почти согласилась, пусть и с неохотой. Как бы то ни было, сейчас я ее точно не впущу. Если она и войдет, то только на моих условиях. Джоан твердо дала мне такую установку. Я оборачиваюсь, ища взглядом маму, на чью поддержку всегда можно рассчитывать, когда надо поставить кого-нибудь на место. Но сейчас ее, как назло, нет.
– Вы находитесь на частной территории, – говорю я.
– Миссис Уайт… – снова начинает Саганофф, но тут появляется мама с винтовкой времен Войны за независимость США, которая висит у нас в гостиной над камином.
– Мэрайя, – небрежным взмахом винтовки мама указывает на непрошеную гостью, – кто это?
К моему удовольствию, оператор бледнеет, а журналистка делает шаг назад.
– А-а, – говорит мама кисло, – это она? Что ты говорила миз Саганофф про частную территорию?
Я закрываю дверь и запираю замок.
– Ма, – произношу я со стоном, – ну к чему такие выходки? Она же отнесет видеозапись судье и скажет, что сумасшедшая мать ребенка угрожала ей пушкой.
– Сумасшедшая мать ребенка этого не делала. Это сделала сумасшедшая бабушка. А если Саганофф явится к судье, тот наверняка спросит, почему она вторглась на территорию, вход на которую воспрещен и охраняется полицией. – Мама похлопывает меня по плечу. – Я просто хотела слегка припугнуть эту фифу.
– Пороховой винтовкой, которая лет двести не стреляла? – спрашиваю я, состроив гримасу.
– Ну и что? Саганофф об этом не знает.
Раздается новый звонок.
– Не открывай, – говорит моя мать.
Пришедший, кем бы он ни был, очень настойчив: звонит и звонит.
– Мам! – кричит Вера, выбегая в прихожую. – Там кто-то делает с замком то, что ты мне говоришь не делать…
– О боже!
Попросив маму позвонить в полицию и потребовать, чтобы нам вернули полицейского, я отправляю Веру играть в комнату, где ее не увидят, и так распахиваю дверь, что ручка ударяется о стену. Передо мной женщина в строгом костюме с блокнотом и диктофоном в руках. Из какого она издания, мне неизвестно, но журналистов я повидала достаточно, чтобы сразу распознавать их породу.
– Вы совсем людей не уважаете! Вам бы понравилось, если бы я явилась к вам в дом без приглашения, когда вы… принимаете ванну или празднуете день рождения ребенка? О господи, да зачем я вообще разговариваю с вами! – С этими словами я захлопываю дверь.
Женщина звонит снова. Я считаю до десяти, делаю три глубоких вдоха и, приоткрыв щелку, вру:
– Через шестьдесят секунд здесь будут копы, и вы отправитесь в тюрьму за незаконное проникновение на частную территорию.
– Сомневаюсь, – возражает женщина и, взяв блокнот с диктофоном в одну руку, протягивает мне вторую. – Я Кензи ван дер Ховен. На время тяжбы суд назначил меня опекуном вашей дочери.
Я закрываю глаза, мечтая о том, чтобы, когда их открою, этот эпизод оказался сном и обруганная мной Кензи ван дер Ховен не стояла перед моей дверью.
– Миссис Уайт, я бы хотела с вами поговорить.
– Зовите меня Мэрайей, – слабо улыбаюсь я и со всей любезностью, на какую только способна, приглашаю ее войти.
– Вера здесь. – Я провожаю назначенного судом опекуна в гостиную, где моя дочь смотрит телевизор в награду за то, что сделала задание по математике, которое я сама ей дала.
Мама сидит рядом на диване, рассеянно поглаживая Верины волосы.
– Вера, – бодро начинаю я, – это миз ван дер Ховен, она проведет с нами некоторое время. Миз ван дер Ховен, это моя мать Милли Эпштейн.
– Очень приятно. Можно просто Кензи.
– А это, – добавляю я, – Вера.
Кензи ван дер Ховен зарабатывает в моих глазах несколько очков, когда опускается на корточки рядом с Верой и тоже смотрит на экран:
– Мне нравится Артур. А еще больше – Дора Уинифред.
Вера осторожно прячет под себя заклеенные пластырем ручки.
– Мне она тоже нравится.
– А ты видела серию, где они на пляже?
– Да! – Вера внезапно оживляется. – Ей еще показалось, что в воде акула!
Обе смеются.
– Было приятно познакомиться, Вера. – Кензи встает. – Может, мы с тобой еще поболтаем попозже.
