С Катей мы развелись спустя семь лет. Папин бизнес закрылся вместе с Лужниками, и и он обнаружил себя сторожем в музыкальной школе. А грустную девушку Наташу я с тех пор никогда не видел.
Работа
Жила-была в году эдак 2006-м году девушка Маша. Девушка работала в деканате филфака одного известного-преизвестного ВУЗа. Платили ей 500 рублей. В месяц. Были, правда, деканатские надбавки, но Маше их не платили. А она не знала, что они ей полагаются. Ещё она собирала бутылки и была в процессе бутылкосбора покусана овчаркой. Лечили Машу от собачьего бешенства, как водится – уколами в живот.
Короче, грустно жила девушка. А я её любил. Невзаимно. И втайне. Женат я был.
Теоретически, девушка работала два раза в неделю. Но практически – каждый день. Она всё время была нужна. Чуть какая конференция мирового масштаба с докладами на тему «Значение твёрдого знака в поэтике Пастернака» – сразу, Маша, помогай. Я тоже чем мог, помогал, но больше на попойках: заталкивал пьяных старцев и стариц в такси.
Прихожу как-то в деканат (я там часами сидел, чтобы любоваться на девушку Машу), она мне и говорит: нужна, брат, работа. Не выживаю больше я.
А я «поэт» хренов. Какая у меня работа. Только та, на которой я сам работал. На рынке Лужники.
– Приходи завтра на рынок, – говорю. – Найдём работу.
– А платить сколько будут?
– Ну 500 рублей минимум.
– В месяц?
– Какой месяц, are you nuts? В день.
– Ничего себе, – удивляется дикая девушка Маша. – Это золотые горы какие-то.
Знаете, есть два типа нищих людей, находящихся в крайней стадии отрыва от реальности: московские маргинальные литераторы и девушки из деканата. И неизвестно, кто безумнее.
На следующий день, в 6 утра приходит девушка Маша на рынок. Встретил я её и отвёл на видеопиратский склад.
Склад был на втором этаже. На первом этаже продавали свитера, для прикрытия. На втором, при свете одной тусклой лампы, неустанно трудились три молдавана и один таджик. Они собирали диски. То есть, они брали пластиковую коробочку, вставляли в неё обложку диска, а внутрь – сам диск.
Ну, например, вышла новинка, скажем, «Трансформеры». Надо собрать в день, скажем, тыщу дисков. И ещё столько же дисков фильма «Трансморферы». Народ разницы не заметит. С Лужников видеопиратская продукция развозилась по всей России.
– Привет, уважаемые коллеги, – говорю я. – В ваш департамент добавляется Маша. Будет диски собирать. Машу беречь, соблюдать корпоративную этику и демонстрировать командную работу. С боссом всё утрясли.
Не помню, сколько платили за 1 диск. Но что-то вроде 1 рубля, наверное. 500 дисков собрал – 500 рублей заработал. Что-то вроде того.
Села маленькая, нежная, как цветок, девушка Маша с тремя бывалыми сборщиками, серыми, страшными, но весёлыми. Стала диски и обложки в коробки пихать. Медленно, пальцы же не умеют пока тык-тык-тык-тык-тык. Пока она один диск соберёт, другие уже пять.
Я с ними не сидел, потому что, как я уже писал, был вроде бухгалтера.
Весь день меня про Машу спрашивали.
– Женёк, ты её уже того?
– Стихи до или после ей читаешь?
А я ей совсем стихов не читал. Я их писал. Но не показывал.
В полдень я пришёл и повёл Машу обедать. Сели в какой-то местной забегаловке, за стол с жёлтой клеёнкой. Я выпил водки. К обеду я уже весь наполнился любовью и мог только пить. Короче, признался я Маше в любви. И ещё при этом плакал.
Маша мужественно перенесла весь этот адский ад и отработала, кажется, ещё месяц, изо дня в день перенося пиратский быт и мои напрасные слёзки.
С тех пор прошли годы и годы. Маша доучилась и вышла замуж в Европе, вскоре развелась. Иногда мне попадались фотографии Маши на фоне городов разных стран. Потом след её потерялся. И вдруг на днях Маша написала, что приехала погостить к родителям в Москву. Я позвал её выпить пива. Разговор пересказываю вкратце.
– Ну как дела?
– Ну норм… Вот ушла от предыдущего миллионера… Не от жениха, в смысле, а от работодателя. К другому миллионеру.
– Ничего себе, – я немного прифигел. – И кем ты там работаешь?
– У них много вилл, яхт. Я за этим присматриваю. Устраиваю всякие встречи, мероприятия. Event-management.
– И как живут миллионеры?
– Это трудно объяснить. Смотрел «Волк с Уолл-стрит»? Немного похоже. Кстати, про моего нового работодателя ты, наверное, слышал.
– Да ну?
– Да. Я при нём уже несколько месяцев. Зовут его Дональд.
– Дональд Трамп?!
Маша кивнула, потом холодно заплатила за моё пиво, и мы пошли к метро.
Евтушенко
Я знал Евтушенко: я был в «Эксмо» редактором его книги, толстого кирпича, собранного мэтром из самых плохих новых стихотворений. Когда книга была уже в печати, зазвонил телефон:
– Издательство «Эксмо», Никитин слушает, – сказал я.
– Женя, дорогой, это вы? Это Евтушенко говорит.
– Здравствуйте, Евгений Саныч.
– Женя, очень важные новости: я написал ещё 100 стихотворений. Я сейчас их вам пришлю! Их надо обязательно включить. Это мои лучшие стихи! Я сам поразился, когда их написал. У меня слёзы выступили!
– Евгений Саныч, книга уже в печати. Я ничего сделать не могу.
– Как это – не можете? Вы не понимаете. Это очень важно – включить эти стихи. Это ваша обязанность перед русскими людьми, ваша миссия, Женя.
– Давайте через полгода сделаем переиздание и дополним книгу.
– Это будет обман тех, кто купят первый вариант. Они не прочитают главные стихи. А эти стихи – главные. Я всё в ебе переворотил, чтобы написать эти стихи.
– Евгений Саныч, но книга уже печатается. Я технически не могу ничего сделать.
– Я всё понял, – сухо сказал Евтушенко. – Соедините меня с директором издательства.
– С директором издательства?!
– Да, Женя, с Новиковым соедините!
– Евгений Саныч, я не могу.
Олег Новиков был для меня так же недостижим, как Путин. Совершенно запрещалось кого-то к нему направлять.
– Как это – не можете?
– У меня нет таких полномочий.
– То есть, с Кеннеди и Киссинджером я мог связаться, а с директором вашей конторки – не могу? – саркастически спросил Евтушенко.
– Киссинджера после этого не могли уволить, а меня уволят. А мне семью кормить.
– Женя, вы – преступник. Вы – коллаборационист. Вы ставите личные интересы выше литературы. С вами я больше не работаю.
