Видимо, утреннего кофе с розмарином ему не хватило. Он варил этот свой фетиш – кофе-в-капсулах – в громадной кружке-бульоннице с надписью «Rule the world».
– А… Это ты! Я уже испугался, кто тут шастает ночами.
Несколько секунд он не моргая глядел на меня. На миг в голове снова мелькнуло: а вдруг он прочёл мои мысли, вдруг знает о Кате?.. Но тут Веник улыбнулся, и улыбка эта была такой дурацкой, такой радостной и открытой, что могла означать только одно. Я уставился на прилипший к его свитеру фантик от капсулы.
– Дурак, – хрипло выговорил я. – Так, значит, остаёшься?..
– Как видишь, – пробормотал он. – Вон…
Я скосил глаза и только тут заметил, на чём стояла Веникова бульонница с кофе. Вместо салфетки он использовал какой-то официальный бланк, перепачканный, засыпанный крошками и мокрый.
– Заявление об увольнении? Уволился, не успев поработать? – удивлённо уточнил я.
– Да ну его, – невнятно ответил друг.
– И всё-таки? Веня?..
– Да ну его! – уже твёрдо повторил Веник. – Я не хочу вас бросать. Ты же знаешь, я тот ещё трус. Я боюсь… менять всё вот так вот резко…
Я бы тоже боялся на его месте. Мы оба как коты. Больше привыкаем к местам, чем к людям. Хотя и к людям – тоже.
– Значит, пока не конец технарям-колдунам.
– Пока не конец.
Я медленно досчитал до трёх, выравнивая дыхание, и только тогда позволил себе расплыться в такой же дурацкой улыбке.
Он остаётся. Остаётся! А разговоры о девушках подождут…
Сколько раз после я говорил себе: что, если бы я надавил? По-настоящему расспросил бы о причинах? Может быть, в ту ночь ещё не было поздно и поезд можно было повернуть назад?..
Но я был слишком возбуждён, нестабилен, почти переполнен – свиданием с Катей, возвращением Вениамина, да и вообще. Боялся, что ещё чуть-чуть – и меня снова перекинет на ту сторону. Я не хотел; я слишком привык здесь. Здесь у меня была любимая работа, друзья и питомцы, у меня были перспективы и уверенность; этим вечером у меня даже – в конце-то концов! – почти появилась девушка! А там я был эхом-изгоем, стыдился отца и избегал матери, жил в вечном напряжении без права на ошибку. Я не хотел возвращаться туда никогда, ни при каких условиях. И хотя знал, что когда-нибудь это случился, – отчаянно желал оттянуть момент.
Веник хлопал меня по спине, ржал, совал в руки чай: Тони, да где ты бродил, ты же вообще околел, дружище, ну ничего, Кушка отогреет… Я молчал, с облегчением чувствуя, как перестаёт бешено колотиться сердце и приходит в норму пульс. Опасная близость переброса уходила. Пронесло. Сегодня мне удалось совладать со временем…
…Веник всё-таки заставил меня взять чай с мёдом. Я послушно глотал сладкую крепкую бурду, слушал его болтовню и думал: разговоры о девушках действительно подождут. Ни к чему портить этот день. Бывают ночи, после которых напарникам уже никогда не расстаться, что бы ни стало между ними впредь. Наверное…
И когда-нибудь я обязательно расскажу ему о Кате – я ведь верный дурак.
Но не сегодня.
Напарник смеялся надо мной до слёз, когда часом позже, засыпая в нашей квартирке, я в безумном, усталом полубреду рассказывал ему о своём свидании. Представил это так, будто накануне познакомился с некой симпатичной мадемуазель. Поделился, как приятно было сходить с ней на каток, выпить кофе в полутёмном ароматном «Барбаксе», а затем проводить до дома. Я ни капли не выдумывал. Самым сложным было только случайно не назвать её Катей…
– Вот это поворот! – поднимал брови друг. – Ты ведь до того рациональный. Ты же салфетки у дамочек принимаешь в подарок, только чтобы было чем экран компьютера протирать. А тут, впервые за столько лет, на тебе – стрела Амура!
– Кто бы говорил, – вяло отбрыкивался я. – Отстань, Веник, я спать хочу…
– Кто же тебе мешает? – веселился напарник.
– Ты!
– Я-а-а?! Не-е-ет, милый мой. Тебе мешает спать твоя прекрасная мадемуазель. Как её, кстати, зовут?
– Отстань!
– Ладно. Засыпай. Во сне ты встретишь её вновь… Какая светлая любовь…
– Хватит!
– Морковь, кокос и мармелад… Какой у вас фруктовый склад…
– Ве-е-никф… фф… ф…
Он всё продолжал свой экспромт, но я уже не различал слов и слышал только бормотание. Оно укачивало, укачивало, укачивало меня… Катя… Катя… Я будто вновь окунался в этот прошедший счастливый день…
– Вы, наверное, замёрзли? Хотите, выпьем кофе?
⁂
Она ни разу не ответила «хочу», но её брови были выразительней слов. Мы катались до умопомрачения, наматывая круги по крошечному заснеженному саду под цветными гирляндами, с которых срывались искрившиеся капли. В своём длинном пальто румяная Катя походила на серьёзную гимназистку – такую, которой мальчишки постарше покупают пирожные, а помладше – дёргают за косы. Я был не прочь оказаться и тем и другим, но давно уже не был мальчишкой… Однако с пирожным всё же рискнул:
– Вы, наверное, замёрзли? Хотите, выпьем кофе?
Мокрые и раскрасневшиеся, мы ввалились в соседнюю кофейню. Вынырнули из белого тихого двора, глотавшего звуки, прямо к широкой дороге: дома, магазины, иллюминация витрин, фонари, горящие даже днём, потоки людей и света… Мы устроились в тёплом тёмном зале шоколадных тонов, где-то посередине между прилавком и окнами. Катя – непостижимо для меня – решительно возразила против мягкой ниши у стены и выбрала обычный круглый столик по центру. Один стул с витиеватой спинкой и подлокотниками-подушками занял я, второй – она, а на третьем обосновались мой рюкзак и её пальто-принцесса.
– Какой будете кофе? – с любопытством спросил я.
«Барбакс» считался одной из самых пафосных кофеен Полиса. Несмотря на удалённость от центра, он пользовался завидной популярностью, и, будь сейчас чуть позднее, чтобы выбить столик, мне пришлось бы аккуратно шевельнуть плечами – тогда в глаза официанту бросился бы мой пропуск на ВВ и рабочий бейдж, висящий сегодня на шее (чтоб не посеять на катке).
…Итак, кофе. Какого тут только не было! Имбирный, коричный, янтарный, солодовый, вишнёвый, венский, кокосовый, солёный… Всё это смутно напомнило мне мадам Фуфур. Я помотал головой – нечего дурным воспоминаниям портить такой денёк.
– Я буду чай, – сказала Катя.
Я поперхнулся. Прийти в «Барбакс» за чаем? Что за прелесть эти девушки-загадки!
Я заказал ей сладкий чёрный, а себе выбрал кофе с кокосовой стружкой – на поверку это оказался обычный американо с кокосовым молоком и снежно-белой шапкой сливок.
Покончив с напитками и громадными круассанами, согревшись и налюбовавшись снежной красотой за окном, мы ещё немного посидели, а затем оделись и не торопясь зашагали вдоль зимних улиц. Вечерело, неспешно вытягивались тени, на небосклон выходили редкие, холодные и яркие звёзды… Повинуясь совершенной спонтанности, я отошёл к киоску и купил пакетик цветных драже, тех самых, на которые с ухмылкой поглядывал уже года два. Детские конфетки на любой вкус…
