Та временная петля меня раздвоила, если можно так выразиться. Я жил, покачиваясь в пустоте времени от одного своего отражения к другому, как маятник между точками равновесия. Скрывал это, мучительно притворялся, что всё в порядке… Отсюда и головные боли…
Но наши драконы, а ещё Веник и Катя-Женя, быть может, стали для меня якорями здесь. Сами того не зная, они заставили меня поверить в свою благую ложь: что всё в порядке, что я не спятил и что именно этот мир – настоящий. Звучит сумбурно, да? У меня тоже вибрирует в голове.
Наверное, нужен краткий экскурс в историю.
Глава 25
Два Полиса, два Антона
Я родился и вырос в Полисе и до самого института жил под родной крышей – неподалёку, кстати, от теперешней квартиры. Но тот Полис, Полис моего детства, был иным. Возможно, всё дело в том, что город просто быстро меняется – грызя костяшки кулаков во время особенно сильных приступов, я стараюсь думать именно так.
Когда мне было двенадцать, под нашим домом прокладывали подземные коммуникации монорельса – этого гибкого позвоночника, кровеносной системы нашего города-реальности. Уже тогда ходили слухи о том, что некоторые технические ветки могут домчать не только до окраин, но и до технических озёр, и даже до других реальностей…
Гораздо позже, будучи технарём, я узнал, что путешествие монорельсом в другие реальности невозможно. (Ах, научная осторожность тех, кто пишет толстые тома по механике монорельса! Скоро тебе суждено разбиться о настоящую реальность!) Но в детстве подобные слухи были овеяны массой догадок и тайн. Обыкновенный мальчишеский антураж… Который разжигал в нас повышенный интерес к подземной архитектуре.
Когда под нашим домом принялись копать, на стройку слетелись пацаны и подростки едва ли не со всего Полиса. Станции строили часто, но изначально заложенная система коммуникаций была разветвлённой и вбирала в себя новые наземные узлы очень легко. А вот рытьё котлована для подземных технических коридоров было редкостью!
Это строительство было первым на нашей памяти, и по вечерам мы подолгу торчали на стройке. Стоило стемнеть, как самые отчаянные ныряли под сетку-рабицу и оказывались по ту сторону. Сорвиголов становилось всё больше, и к зиме, когда котлован присыпало первым хрустящим снегом, мальчишки уже целыми ордами пробирались внутрь и жадно разглядывали техников, рабочих, огни сварки и огромные ковши «прогрызочных» машин, бурящих тоннели.
Время шло, и котлован рос вместе с нашим любопытством. Подлезть под строительную сетку уже не считалось геройством – теперь настоящим мастерством было проникнуть в самое сердце подземелья будущей станции, в уже вырытые, облицованные, но ещё не запечатанные машинные помещения. И надо сказать, двум-трём смельчакам это удалось.
Один из моих друзей, Ванёк, тоже умудрился пробраться в машинную комнату и уже следующим утром, блестя глазами, рассказывал об увиденных чудесах. Я злился, что он отправился туда без меня, но старался этого не показать – к тому же Ванькин рассказ захватил меня с головой. Со всем тогдашним пылом я твёрдо решил пробраться в заветное место сам – следующей же ночью. Но поход накрылся: вечером по Полису дали общее объявление о том, что на стройке подземных коммуникаций обнаружена временная петля, и жителям настоятельно рекомендуют держаться подальше.
Совсем как теперь, правда?..
…Тогда я помчался к Ваньку обсудить это событие, но дома его не оказалось. Позже я узнал, что вечером того дня друга видели на стройке – несмотря на предупреждение, он снова сунулся на законсервированную площадку. С тех пор я его не видел.
Или, по крайней мере, заставлял себя думать именно так.
Конечно же, в тот вечер я попытался разыскать приятеля. Никого не предупредив, стянув излучатель отца, воровски пробрался на стройку. Меня поразило (и я до сих пор не могу это объяснить) отсутствие людей. Не было рабочих, но это понятно: справиться с дестабилизировавшейся петлёй может только специальный отряд ликвидаторов. Но и их не было тоже! Больше того – не было охраны, дежурных, постовых… Тогда это удивило меня, но и только. Я был полон адреналина, мне было не до предостережений судьбы.
В коридоре, ведшем к машинным комнатам, мигало аварийное освещение. Я крался, следуя указателям. Отчего-то был уверен (да и могло ли быть иначе!), что Ванёк забрался в самое сердце недостроенных коммуникаций.
…Первая машинная комната. Вторая. Третья. Подсобка. Техническое помещение. Четвёртая машинная комната. Комната персонала. Пятая… Я искал табличку с надписью «Командный пункт», «Штаб» или, на худой конец, «Главный техник» и так увлёкся этим занятием, что не заметил, как воздух вокруг потеплел и предупреждающе сгустился. Это сейчас, наученный профессией и опытом, я обращаю внимание на косвенные признаки коллапсов. А тогда шагал вперёд до тех пор, пока пол под ногами не начал превращаться в желе. Медленно, очень медленно я посмотрел вниз… Обернулся назад. Было поздно.
Я своими ногами зашёл внутрь временной петли и сделал, пожалуй, десяток-другой шагов. Если бы хоть одной ногой я всё ещё оставался в привычном мире, то смог бы за что-нибудь ухватиться и вылезти. Но теперь на это надеяться не приходилось.
Чувствуя, что ещё чуть-чуть, и я заору от ужаса, я сжался в комочек у зыбкой стены, стараясь укрыться от нарастающей зыбкой качки. Дестабилизировавшаяся, переставшая быть неподвижной временная петля сама звала и засасывала меня к центру. Сквозь прижатые к лицу растопыренные пальцы я видел, как из-под ног утекает пол.
Решил, что самым правильным будет бежать назад. На самом деле это было самым глупым, но, увы, на уроках не рассказывают, что делать внутри временного коллапса…
Я рванул со всех ног, и пол подо мной пошёл волнами: сначала мелкой рябью, а потом – крупными наплывающими гребнями. Волной мягкого студня, в который превратился бетон, меня подняло к потолку, и я ждал, что вот-вот стукнусь макушкой, но потолок тоже расплавился… Всё вокруг текло и рябило, поднялся жуткий ветер, рукава, подол рубашки и штанины развевались под широкой струёй тёплого воздуха, а волосы с силой отбрасывало назад. Ветер бил так мощно, что мешал дышать, вставая перед лицом невидимой стеной.
Очертания коридора давно потеряли чёткость, но аварийные лампы всё ещё мигали среди пространственно-временного вихря. С малых лет отец, и сам технарь, в шутку учил меня некоторым приёмам, например сгущать воздух. Излишне говорить, что у меня, малька, ничего не выходило. Но я попытался сделать это сейчас в надежде, что сумею хоть как-то стабилизировать пространство…
Куда двенадцатилетке против временной петли! Через несколько минут меня вынесло в самое ядро. Оно шипело и переливалось, похожее на нутро ядерного реактора, но от него веяло не жаром, а прохладой. Меня неумолимо тянуло прикоснуться к этому пульсирующему средоточию времени, к цветным сполохам минут. Это было самым страшным и красивым из виденного мной – и остаётся таким до сих пор… А ещё это было нереальностью, это было сюром: как будто оболочку привычного мира вспороли, и с изнанки вырвались подноготные тайные механизмы…
