– Ну так и сколько лет ждать нам, сколько ещё есть у охотников времени на обогащение от тёмных шкурок?
– Чисто красных лис, таких как были, вы уже не вернёте, их надо завозить, заселять на территории заново.
– Но это невозможно.
– Что-то вроде заповедника создать, тогда возможно. А то, что теперешние крестовки покраснеют, сомнений нет. Но это уже будут не красные, а бастарды. Их и до всей этой кутерьмы с экспериментами выращивали на звероферме.
– То есть всё равно будет пестрота, которая стоит дороже обыкновенных рыжих?
– Да.
– Хорошо. Возвращения бастард, – неодарённый ведущий с первого раза запомнил новое слово, – когда нам ждать?
– Думаю, максимум года три…
– А как вы расцениваете укрупнение животных? Это же сильно влияет на цену шкурки?
– Об этом я не знаю. – Татьяна Михайловна прикинулась «шлангом».
– Но шкуры, говорят, крупные очень, такой крупняк…
– Это всё результат обработки пушнины. Новые препараты – границы-то открыли. Вот и растягивают.
– Но ведь охотники сдают ещё не растянутые, а всё равно крупные шкуры.
– Охотники теперь тоже пользуются импортными составами для консервирования, им выгодно, чтобы площадь была больше, вот и тянут сразу после забоя.
– Значит, тянут?
– Значит – тянут, – безапелляционно заявила Татьяна Михайловна. Сказали бы ей до ареста, что она будет так нагло врать, не поверила бы. Но время и обстоятельства научили Татьяну Михайловну стойкости, владению собой и в меру уверенному виду во время оглашения неправды. Но не чересчур уверенному, ибо чересчур уверенный вид, как говорил Ястребок, инструктируя перед судом Пахомова, тоже выдаёт вруна.
– И последний вопрос, – сказал ведущий. – Куда пропали волки? Охотники беспокоятся.
– Вот это увольте.
– Поговаривают, ваши лисы их согнали с насиженных веками мест, ваши лисы ведут себя агрессивно?
– Я не специалист по псовым. Я всего лишь биохимик. Про волков не могу вам ничего внятного ответить.
– Но Джека Лондона читали?
– Конечно, – улыбнулась пушная фея впервые за передачу.
– «Белый клык»?
– Да-да. Очень доходчиво всё описано, достаточно достоверно.
– То есть правдиво. А вы с нами были сейчас так же правдивы, как великий американский писатель?
– Конечно, – смущённо улыбнулась бабушка и не опустила глаза.
Дальше ведущий сказал, что в гостях была Филиппова Татьяна Михайловна, пушная фея Пушнорядья, и началась реклама.
Эту запись Ляля увидела намного позже, когда мама стала работать на местном телевидении и попросила копию из архива.
Но лисы! Ни через три года, ни через пять они не стали обратно красными. Они оставались всё теми же крестовками. Попадались и снежные. Снежных и ещё несколько удивительных окрасов в экспериментальном питомнике оставалось буквально по одной особи. Остальные выбраковывались – двух пятен было достаточно для выбраковки. Получалось, что раз снежные лисы тоже остались, значит, особей было хотя бы две, значит, в то первое лето на воле никто из экспериментальных лис не погиб!
В краеведческом музее уверяют, что пёстренькие лисы бегали и в стародавние времена, отсюда и старинное название реки – Рябуша, и только много позже, измельчав, река превратилась в Рябушку. Не всё ж курицам быть пёстренькими, и лисы тоже смогли, говорит хранительница Ирма Иннокентьевна. А бабушка Ляли утверждает: это чушь, в природе лисы – только красные, а крестовки – это бастарды, их не могло быть в природе. На ферме, повторяет бабушка Ляли в сотый раз, лис кормят специальными составами, чтобы чёрный пигмент утвердился и забил красный.
– Вот смотри, Ляля. – Как могла бабушка Татьяна Михайловна делала скидку на несмышленый возраст, но селекция – дело совсем не детское. – Вот представь. У нас в Пушноряде стали рождаться дети-метисы, то есть тёмные по коже. И в больших количествах. Это же не может быть просто так, с пустого места. А в старые времена не могло быть в лесах крестовок. Это неправда.
Ляля понимала, к чему бабушка клонит, на что намекает. Темнокожая девочка у них в Пушноряде есть, и как раз в Лялиной детсадовской группе. Это Марьям. У неё папа негр. И когда осенью приезжают американцы, он ездит к ним в коттеджи и проповедует, проводит службы, он баптист. Перед охотой все всегда молятся, даже прожжённые атеисты… Охота – дело опасное не только для зверей.
Часть вторая
Детство Ляли
Глава первая
Семья, точнее, её отсутствие
Ляля на самом деле Алёна. Просто так вышло, что в детском саду её стали звать Лялей, да так и осталось это «неофициальное» имя. Папу Ляля ни разу не видела, но в свидетельстве о рождении он значился, с красивым именем Вячеслав Олегович. Фамилия у Ляли была как у папы – Ключникова. Мама тоже носила папину фамилию. До замужества мама была Филипповой. Обыкновенная, привычная, ничем не примечательная фамилия. Если, конечно, не считать булочника Филиппова, о котором Ляля узнала намного позже. К двенадцати годам Ляля, собирая по крупицам информацию, узнала, что дедушка, бабушкин муж, – из Москвы, он с бабушкой в университете учился. И папа Лялин из Москвы, мама с ним познакомилась, когда училась в театральном техникуме. Потом родилась Ляля. Папу она не помнила совсем. Первое воспоминание – бабушка, подвижная, энергичная, а ещё падающий снег, у него своего логика, он падает не хаотично, а подчиняясь законам природы, – так объясняла бабушка двухлетней Ляле, когда протаптывала дорожку к качелям, а снег тут же заносил её.
Мама осталась в Москве и работала на телевидении художником-гримёром. Ляля узнала позже, что маминой специализацией был мужской грим, она гримировала все предвыборные дебаты, то есть их участников, она знала характер всех этих «партийцев» – так она называла политиков. В перерывах между выборами мама гримировала ведущих новостей. Но «мамины» новости не показывали по бабушкиному телевизору. Эти новости шли в другие страны, с другими часовыми поясами – мама работала только ночью. Изредка появлялись загримированные ею новостники и в бабушкином телевизоре. И всегда они с бабушкой об этом знали – мама звонила, предупреждала. Телевизор – любимое времяпрепровождение Ляли. У неё были и видеомагнитофон, и кассеты с мультиками – мама привозила из Москвы. Она несколько раз в год приезжала в Пушноряд навестить и передать деньги, сводить Лялю к подругам: к тёте Ленке Ерёминой, к тёте Гальке Клайде… У тёти Стелки Карповской и тёти Светки Рябковой уже были девочки, ровесницы Ляли. И фамилии у них были другие, но мама называла их по-старому, а Карповской всегда выговаривала, что менять фамилию на Скворцова – много ума не надо, точнее, не надо вообще. Мама у Ляли на всё обращала внимание, ничего не упускала из виду, из слуха.
Мама вернулась в Пушноряд, когда в городе открыли региональный филиал центрального канала. Местное-то телевидение было всегда. Ляля любила местный канал. Телевышку Ляля видела с балкона. Из кухонного окна Ляля смотрела на шоссе и поля за ним, балкон же был в бабушкиной комнате, окна с той стороны выходили во двор, и далеко-далеко, за многими и многими крышами, маячил кончик телебашни – бабушка объяснила, что главное поймать волну. Их, этих волн, видимо-невидимо – и радиоволны, и телеволны тоже.
