Ничего Люся такого не говорила! Эх, сквозь землю бы провалиться обратно в метро. Люся хотела просить прощения, но разве виновата она в подземной невзрачности? Подземным существам не нужно быть яркими. Все подземные по сути черви да крысы. Люся тоже – крыса или червяк, люди смотрят на неё и, может быть, видят крысу.
Люся и Вадим стояли на тротуаре совсем близко друг от друга. Вокруг зажигались огни. Люся захотела понять, что это за огни, и что за люди, и что за маленькие поезда – они называют их «автомобили». Она захотела слиться с городом, влиться в него, почувствовать… изнутри. Может, тогда город примет её и начнёт замечать?
– Странно. – Вадим прислушался к чему-то далёкому. – Тебя как будто совсем нет. Впервые подобное ощущение от девушки. Нет, ты не подумай, мне, наоборот, интересно. Отчего так?
«А может, меня нет из-за этой Векши, – подумала Люся. – И как же плохо, существо исчезает в тени из-за более яркого существа». Люся не привыкла решать человеческие проблемы. Если бы Векша была хармом, Люся бы сразилась с ней. Ох, она бы билась до последнего! Это была бы битва её мечты. Если бы Векша была врагом – Люся бы смогла отстоять себя.
Проблема в том, что Векша не враг.
Люди умеют сражаться без применения сил, их улыбки бывают ножами, они ведут свои «переговоры», «переписки», они меряются словами и бросаются взглядами. Люся не умеет.
Ей почудилось, солнечные лучи пробиваются изнутри – сквозь кожу на запястье сочится свет, жёлтая кровь. Люся испугалась. Схватила другой рукой себя за запястье, сжала рану большим пальцем, чтоб остановить течение солнца… Солнечная кровь – мёд, только очень-очень жидкий и светлый.
– Эй, ты чего? – Рита подбежала.
– Солнце. Видишь, течёт?
Люся присела на корточки. Она наблюдала, как солнце тонкой пульсирующей струёй вытекает из синей жилки на запястье. Совсем не больно, слабость охватывает всё сильнее с каждой вытекшей каплей! Как если бы лучи в рюкзаке Вадима потеряли бы форму и растеклись. Может, Люся освобождается от яда? По капле вытекает солнце, но Рита не видит этого. Смотрит с удивлением, не понимает. Никто, кроме Люси, не видит! Неужели она так просто погибнет в первый же день, умрёт от солнцетечения? Вместе с солнцем уходят силы – по капле, и Люсе страшно.
– Ничего не вижу, – удивилась Рита.
– Прости, я…
Открылась рана на животе. Солнце брызнуло и растеклось жёлтым пятном, липким и вязким. Солнечный свет пульсировал, бил струёй, Люсино платье пропиталось светом, свет капал на асфальт, пачкал Ритины туфельки и кроссовки Крота. Никто не видел льющегося света… От пролитого солнца стало совсем светло. Ребята молча смотрели, как Люся сгибается пополам, сжимает себя, жмурится. «Ты чего, ты чего?» – слышала Люся сквозь ватный гул. Она ослабла и села на тротуар.
Люся вспомнила Юру. Как он давит на ручку контроллера – чётко, одним уверенным движением. И улыбается. Нет уж, если это галлюцинация, видение, нужно её победить! Нет никакого солнца! Нет!
Она думала о Юриных веснушках и вспоминала свитер Рэда. Люся раскачивалась, как Рэд, прикрывала веки и силилась улыбнуться. «Убери свой острый подбородок, больно же!» – смеётся Рэд. Нужно успокоиться. Рэд – это и есть спокойствие. Он смеялся бы над ней сейчас, милый Рэд. Увидит ли Люся его?
Когда Люся забыла о своих ранах, солнце остановилось. Так же неожиданно, как началось.
Люся развернулась и пошла на зов города – гудки, шум, шорох, голоса… Город отчего-то взволновался, чего-то ждал…
– Ты куда? Обиделась? – Рита подбежала, в решимости задержать Люсю.
– И вовсе я не обиделась! Пойду домой…
Она знала – так говорят люди: «домой». Весь мир был теперь для Люси домом.
Глава десятая
Люся летит над Москвой
Как походный рюкзак, тоска давила на плечи. Люся гуляла по Москве.
Она слышала от Рэда, что мир под солнцем называется «Москва», а иногда – «Россия»… Были ещё названия, которые Люсе предстояло узнать. Хотелось летать, почувствовать обтекание воздуха, эту полноту, которая охватывает, когда мчишься по тоннелю! Наверное, так курящему человеку хочется затянуться. Но почему, почему нельзя? На то она и Люся, чтоб нарушать правила!
Люся разбежалась, нырнула в толпу, присела и, оттолкнувшись, взлетела над городом.
– Смотри! – крикнул кто-то внизу. Какие-то девчонки заверещали.
Только поднявшись на высоту в тоннелей двенадцать, Люся увидела Москву по-настоящему. Да, ради такой красоты стоило подняться на поверхность! Внизу бежали тысячи поездов, огоньков, один под другим неслись по немыслимым магистралям, и невозможно проследить их путь. Золотые шлейфы света тянулись по трассам, вились мосты, сплетались дороги, и изгибались улицы, голова кружилась от сияния, от розовых и жёлтых пятен света, купола собора поблескивали в дыму, высотки пронзали небо, угрожали красными огоньками. И Москва-Сити закручивал спирали, неуместный и прекрасный, этакий иностранец на банкете – все хотели сфотографироваться с ним. И повсюду, повсюду люди – наверху, под самым небом, в стеклянных коробках-зданиях, и внизу, где расходилась рябью река, опоясанная огоньками, и пылали подводные факелы – перевёрнутые отражения огней.
Люся была где-то высоко-высоко, аж дух захватывало. Играли серебристые блики на реке, дрожала вода, Люсе казалось – стекло дребезжит, динь-динь… Закат стекал вниз, обнажив несколько звёзд, но их Люся не замечала. Город напитывался электрическим светом, пульсировал, дышал; свет фар размазывался по мокрому асфальту, плыл лениво, сбивался с ритма. В небе ветер завывал такой холодный, и тяжёлый дым клубился, заволакивал, оседал хлопьями. Люся никогда не чувствовала столько пространства вокруг. Этот город теперь от влажного асфальта до запрятанного где-то на небесах солнца – её город, её новый мир. Она рассмеялась… Ей представилось, она летучая мышь на охоте: так смело пикировать вверх и вниз! А навстречу – слова. Человеческие слова били ветром в лицо – «автомобили» и «поцелуи», «менеджеры» и «воробьи», «кофе» и «фейковые аккаунты». Маленькие люди внизу множились, наслаивались, здесь каждый жил в нескольких мирах одновременно. Зыбкие, как отражения поездов на мраморных стенах, люди плыли, их взгляды прилипали то к смартфонам, то к рекламным билбордам. Не только дома и маленькие поезда светились, но и люди также излучали свет, сиял каждый! Люди – ходячие люстры, чаши света. Свет переполнял детей и влюблённых, теплился в стариках, когда свечение внутри чаши гасло – становилось грустно. Люди цеплялись друг за дружку и разные предметы, плели себе паутину слов. Люся взбиралась повыше, совсем высоко, и глядела, как текут слова по проводам… Тысячи слов на метр проводов! «Айфон», «инстаграм», «селфи». А следом другие, злые, чего-то требующие: «либерализм», «мизогиния», «абьюз»… Слова прилеплялись к прохожим. И вскоре новые слова протиснулись в ряд других и весело побежали по проводам, толкаясь и борясь с соседскими словечками. Люся слышала голоса, далёкие, несмолкающие… Говорил город.
