В тот вечер он не позвонил Векше, и не знал, было ли это предательством. Точнее – он просто отключил телефон. «Скажу, разрядился. Ревнивая Векша! Всё время приходится обманывать её. Не каждый же день я могу погулять с духом, поболтать о тайнах жизни. Да, надо всё у неё расспросить. Станем ли мы духами, как она, после смерти? Будет ли нам скучно без тела? И как ей без тела – ест она, пьёт? Не понимаю».
Они говорили. Вадим чувствовал, что такой день так просто не повторяется. Где-то далёко билась в телефонную трубку Векша, Вадим улыбнулся: как она его любит! А вот девочка-дух – и тоже любит его, по-своему. Жизнь удалась!
Разговор летел легко, как новый поезд между станциями. Они говорили о самом важном, о таком, что передать совершенно невозможно, да и не нужно.
– Знаешь, – сказал Вадим. – Мы, люди, очень похожи на вас, добрых духов Подземки.
– Ты о чём?
– Мы такие же, как ты. Когда-то вышли из тьмы. Солнце было для нас болезненным. Мы даже кричали, когда его увидели… Только никто из нас этого не помнит.
– Как это?
– А вот так. – Вадим подмигнул. – Люди рождаются, выходят на свет. Они чувствуют свет как опасность. Тебе страшно было видеть солнце впервые?
– Очень страшно. Я думала, что умру.
– Людям тоже так кажется. Поначалу. Они боятся света, кричат, когда рождаются. Правда, они совсем маленькие, слабые. А потом – ничего так, вырастают, становятся сильными. Даже классно.
– И вас тоже призвала… любовь?
– Насчёт любви не знаю. Люся, я обычный парень, я не умею рассуждать глубоко! Наземный и неглубокий, ты же меня знаешь.
И Вадим запел джазовую мелодию – как всегда, бессмысленно, просто потому, что она привязалась. Иногда в джазовых песнях нет настроения, и тогда они не грустны и не веселы, бездумны и даже бессмысленны, как сама жизнь. «Мальчик-импровизация, как с ним интересно!» – подумалось Люсе.
И она вспомнила Юру, представила его: чёткие движения, улыбка – не робкая, а лучезарно-уверенная. Вот, с кем не будет страшно! Лететь в бесконечности тоннеля, наслаждаясь ритмом чередования тьмы и света. И больше не отвлекать, а только сидеть рядом; неизменно залезать под пульт на каждой станции, затем выбираться. После – она выйдет с ним город, покажет ему другой мир, чувственный, необъяснимый. Он поймёт… Но ведь Юра будет стареть, изнашиваться – слишком быстро по меркам души метро? Люся развеет эти его иллюзии. Старость не страшна, смерть ничтожна, она покажет ему, смерть – лишь ещё одно путешествие по тоннелю к свету, до очередной станции, конечной. Впрочем, возможно, мы едем по кольцевой?
Поезд остановился, и в кабине Люся заметила Юру – улыбка вспугнула веснушки, разбежавшиеся по покрасневшим щекам. Юра помахал рукой.
Глава тридцать девятая
Никто и никогда
Когда-то переулок хармов казался ей зловещим. Люся больше не боялась. Обыкновенное серое подземелье, пожалуй, довольно уютное, особенно для подземного духа. Витки ржавой проволоки вьются, напоминают человеческие растения, а хармы – те же люди, только заносчивые и увлекаются магией.
– Людмила без оружия пришла, момент исторический, – вот и харм тут как тут со своим сарказмом. – Тебе больше не страшно? И ты даже не думаешь, что должна убивать нас?
– Нет, харм… У меня отобрали кинжал. Кстати, никогда не спрашивала – есть у тебя имя?
– У хармов не бывает имён. Имя ведёт к гордыне.
– К гордыне? Интересно. Знаешь, харм, так получилось, что я… Слышала, что ты сказал Мышиному королю.
– Во-он оно что. И что… ты думаешь? – в голосе харма послышалась тревога.
– Ничего. Я рада! Теперь-то я постараюсь, чтоб с метро было всё в порядке.
– Правда?
– Да. И ещё у меня к тебе один вопрос.
– Хочешь узнать, что такое? – Харм усмехнулся.
– Нет, это я знаю… Теперь. Я хотела спросить о другом… Мир наземный хоть как-то от меня зависит?
– Нет. Наземный мир зависит от самих людей.
– От всех?
– Нет. От любого из них.
– От любого?
– Да. По преданию, если хотя бы один человек в мире достигнет совершенства своей души – из мира полностью исчезнет несправедливость.
– И что же – никто, никогда?.. Но у них, кажется, были пророки, святые…
– Их души – не совсем человеческие.
– Значит, никто и никогда…
– Есть один человек. Его душа близка к совершенству, он окружён прекрасными книгами.
– И кто он?
– Его зовут Лукреций.
– Да, Лукреций… И больше никто?
– Как видишь.
И они увидели – Векша шла, шатаясь, в её сумочке поблёскивало янтарное горлышко пивной бутылки. Вадим ловил её за руку, и Векша то и дело поскальзывалась.
– Только ногти сделала и сломала! – плакала она. – Зачем ты меня повёл. Нет, ты скажи, зачем ты меня сюда привёл?
– Зачем? Я просто взял рекордер, чтоб найти этот дворец и записать колокольчики. Я думаю, мы пришли… Почти пришли.
– Мы не в силах им помочь, – сказала Люся печально. Но не выдержала и рассмеялась – смех её, свободный и счастливый, долго блуждал, летал под сводами тоннеля, приводя в недоумение подземных обитателей…
С этого смеха и началась новая московская подземная жизнь, полная музыки, гармонии и неведомого прежде смысла. Жизнь, никем не виданная и никогда не слыханная, такая – что ни в сказке сказать ни пером описать, потому мы и пробовать не будем, а лучше спрячем все перья подальше в стол, до следующей невероятной истории.
