Игорь не задавался вопросом о том, кто такая Ольга – или что она такое, он принимал как должное и её беззвучную музыку; и то, что она рассказывала о своём детстве и никогда – о том, что было после него; и то, что в парке никогда не было ни мусора, ни бродячих собак, ни злонамеренных людей. Как-то он спросил Ольгу, не страшно ли ей здесь одной, на что она, пожимая плечами, спокойно ответила, что тот, кто пришёл сюда со злом в сердце, никогда не войдёт под эти деревья.
Игорь поверил, да и как было не поверить той, которая просила подорожник вырасти рядом с футбольным полем накануне детского матча, и подорожник, слушая её слова, тянулся из земли навстречу?
Игорь не задавался вопросом о том, что он чувствовал к Ольге и что будет дальше, – ему казалось, что эта сказка никогда не кончится.
Игорь никогда не бывал в сказках и вообще не имел понятия о том, что они могут заканчиваться.
⁂
Сентябрь подходил к концу. Небо затянули тяжёлые, похожие на пыльные мешки тучи, дождь как зарядил в понедельник, так и к пятнице не кончился, и Игорь, промокнув на остановке (не забывать на работе зонт он так и не научился, несмотря на Ольгины вечные подколки), всё-таки простудился и заболел. Пришлось взять больничный: он не мог не то что пойти на работу, а встать с кровати и сказать хоть слово. Участкового врача вызвала сердобольная соседка, которой он позвонил в дверь и засунул в недоверчиво открывшуюся узкую щёлочку листок с просьбой позвонить в поликлинику, поскольку говорить он сам не может.
Соседка, всегда его не любившая за угрюмый нрав, неожиданно пожалела Игоря и не только вызвала врача, но и принесла банку малинового варенья. Запивая горсти таблеток чаем с чересчур сладкой малиной, Игорь с горечью вспоминал сочную зелёную мяту и неистово тосковал по Ольге. Предупредить её о своей болезни он не мог, но нечего было и думать идти в парк в таком состоянии.
Как только температура спала и голос появился, он оделся потеплее и, невзирая на собиравшиеся на горизонте тучи, с укоризной глядевшие на него и обещавшие возвращение ангины, вышел из дома.
За время болезни Игоря осень окончательно вошла в свои права. Деревья в переулке стыдливо закрывались голыми ветками от холодного ветра. В лужах отражалось далёкое и высокое сентябрьское небо, и каждый звук под этим небом казался бесконечно чистым и почему-то последним.
Мальчишка на углу уже не продавал газеты – наверняка вернулся в школу и решает там другие задачи, не экономические. В детской песочнице лежало заброшенное и забытое хозяином пластмассовое ведёрко; Игорь вспомнил свой летний сон про песочные часы. Его передёрнуло.
Листья молча облетали с деревьев старого парка, и грязь под ногами напоминала палитру неряшливого художника.
Ольги не было нигде. Он обошёл весь парк десять раз, но знакомые тропы были пустынны, а на старых каруселях и спортивных площадках не было даже детей. Совершенно отчаявшийся и испуганный, Игорь решил в последний раз заглянуть на пустынную сцену, надеясь, что Ольга всё-таки придёт слушать свой тихий концерт.
Снова зарядил дождь – нудный, мелкий, серый и противный. Игорь стоял под старым клёном, теряющим листья, курил и боялся выйти к сцене – и не увидеть Ольгу.
– Игорь, это вы? – услышал он вдруг за спиной тихий, неожиданно знакомый голос и прерывистое, как от долгого бега, дыхание. Он обернулся и увидел за спиной рыжую девушку, которой когда-то отдал газету в переулке у трамвайной остановки. Остриженные волосы мокрыми прядями прилипли к её бледному и очень усталому лицу, которое, когда и она узнала Игоря, вдруг осветилось яркой-яркой улыбкой.
– Ой, это вы, – удивлённо сказала девушка, прикрыв рот ладонью.
– Где Ольга? – спросил он чересчур резко и сам испугался своего голоса.
– Ольга в больнице, – ответила девочка, и счастье на её лице мигом погасло. – Она очень боялась, что вы придёте и не найдёте её или что не успеете, пока она… И вот попросила меня… Давайте я вас к ней отведу?
Игорь пробормотал что-то неразборчивое, а потом вдруг рухнул на колени прямо в мокрую траву. Хотелось лечь и плакать, но он не мог. Доверчивые разноцветные ладошки кленовых листьев тянулись к нему, как будто не понимая ни его горя, ни своей скорой смерти.
– Да, да, конечно, подождите, я соберу листьев. Она же там одна, без этих своих деревьев, она скучает, наверное. Не знает, как они…
Девушка молча стояла за его спиной, впившись зубами в костяшку указательного пальца, и очень старалась не заплакать. А потом, также молча, принялась ему помогать.
…Дождь кончился. Они молча вышли из парка, неся огромные букеты кленовых и дубовых листьев и кистей рябины. Про рябину придумала девушка, а Игорь и не сопротивлялся. Он был очень благодарен ей за то, что она оказалась с ним рядом в этом умирающем на зиму парке, ни о чём его не спрашивала и ничего не объясняла. Игорь тоже не спрашивал – хотя, судя по всему, девушка знала Ольгу лучше и дольше, чем он.
Они уже поднимались вверх по доисторической мостовой одного из переулков Мотовилихи, в нахохлившихся деревянных домах с облупившимися наличниками и покосившимися заборами уже загорелся тёплый жёлтый свет, когда Игорь посмотрел наконец на часы и понял, что приёмные часы в любой больнице должны были закончиться уже давно.
– Послушайте, но как же мы туда попадём? – спросил он растерянно у девушки. Она не ответила, видимо, погружённая в свои мысли, и продолжила упрямо шагать в гору, шумно дыша и иногда останавливаясь перевести дух, зарывшись лицом в ворох листьев.
Больница оказалась старинным зданием, расположенным на перекрёстке улицы, названной в честь французского коммунистического писателя, и улицы, названной в честь местного коммунистического читателя. Старинные кирпичные стены, столетние липы вокруг, ограда, словно нарисованная чёрной тушью. Полустёршиеся надписи на стене со стрелками: приёмный покой направо, хирургическое отделение налево, онкологическое отделение налево, морг прямо…
Игорю стало нехорошо. Из-за туч на небе выплыла болезненно жёлтая луна. Он с каким-то мелочным удивлением подумал, что даже не знает фамилию Ольги. Что ему вообще не приходило в голову, что у неё может быть фамилия.
Больница явно спала; редкие окна горели только в здании приёмного покоя.
– Подержите букет, пожалуйста, – попросила девушка, протягивая Игорю листья. – Сейчас пойдём внутрь.
– Но как…
– Подержите букет, пожалуйста, – повторила она. И щёлкнула пальцами.
⁂
Игорь и его рыжая провожатая стояли на том же месте. Было темно, небо опять затянуло тучами, мерзкий дождь заполз за воротник. Игорь поёжился:
– Опять дождь.
– Не опять, а пока ещё, – ответила девочка. – Часам к семи закончится, вы же помните.
Игорь посмотрел на часы, и его пальцы, сжимавшие осенние дары для Ольги, чуть не разжались: стрелки показывали шесть часов вечера. А ведь когда они вышли из парка, была почти полночь. Окна больницы теперь вовсю излучали желтоватый, грустный электрический свет, превращавший двор в старую, побитую жизнью шахматную доску, на которой осталось ровно две сгорбившиеся фигуры.
