– Им очень непросто живётся, – ответил он на незаданный, но повисший в воздухе вопрос. – Это же сколько надо тратить сил на то, чтобы поддерживать мир и спокойствие в парке, который, как вы правильно заметили, находится на трамвайном кольце в неблагополучном рабочем районе. Сколько сил надо отдавать, чтобы сделать его частью себя и из своего сердца лечить поломанные деревья, из своей любви растить травы. Или вот возьмите Асю: за каждый день она проживает бесконечные часы, чтобы спасти от смерти тех, кого можно спасти. Чтобы скорая помощь не опаздывала из-за пробок к пациенту, чтобы не случилось глупого ДТП, чтобы ребёнок не утонул, потому что взрослых не оказалось рядом. Им непросто живётся, Игорь, а люди им совсем не помогают. Да что там помогать – они в них просто не верят. Конечно, они болеют своими болезнями и умирают. Ведь то, что ты умеешь перемещаться во времени, вовсе не означает, что у тебя по счастливому стечению обстоятельств здоровое сердце или нет, например, онкологии, правда?
– Но как им можно помочь?
– Как? – Врач посмотрел на него поверх очков. – Очень просто. Не садись пьяным за руль. Уступи дорогу скорой помощи. Не ломай деревьев. Не разрушай то, чего восстановить не сможешь. Мне казалось, этому учат в школе.
– Но ведь никто не задумывается о том, что есть те люди, которые будут это всё восстанавливать.
– Это и есть самое страшное, – пожал плечами врач. – Одно дело – перегородить дорогу скорой и верить, что в мире существует кто-то, кто поможет ей всё равно успеть к больному. Другое – считать, что этого кого-то нет, и всё равно перегородить дорогу.
Они помолчали. За окном второй раз для Игоря наступала ночь, гасли окна в палатах. Где-то в отделении спали, устав от своей бесконечной работы и неумолимо конечной жизни, Ася и Ольга. Шумели деревья в парке, теряя листья и вздыхая после долгого дождя. Люди гасили лампы и засыпали, чтобы завтра проснуться снова и так и не понять, что их спокойный сон оплачивается чьей-то утекающей, как песок в часах, жизнью. Например, Асиной. Или милиционера на посту. Или дежурного врача в больнице.
– А что будет с парком, когда её не станет? – спросил Игорь.
Зелёные, как летняя листва, глаза доктора сощурились.
– Мне казалось, это как раз понятно.
Игорь открыл рот, чтобы возразить, и понял, что доктор прав. Это действительно было понятно.
…Ольга умерла в ноябре – ночью, во сне, и доктор запретил Асе, которая не успела её перед этим увидеть, переносить кого-либо в последний вечер Ольгиной жизни.
– Конечно, – веско изрёк он, – появись перед ней в таком виде и порадуй её в последний вечер информацией о том, что он последний.
После чего увёл Асю в свой кабинет рыдать. А Игорь, который несколько раз и правда завидовал Асе, вдруг остро порадовался, что он во времени перемещаться не умеет.
⁂
Ох уж эти июльские грозы, никакого от них спасения. Дождь задорно и весело барабанил по крыше старого тира, и там, где минуту назад, казалось, были сухие дорожки, уже стояли лужи почти по колено.
Двое – юноша и девушка – бежали, держась за руки, в сторону жёлтого деревянного замка, чтобы спрятаться под его крышей.
– Смотри. – Девушка вдруг остановилась. – Липа!
– Подумаешь. – Парень потянул её за руку. – Ну подумаешь, молния, наверное, ударила, побежали, мокро же.
– Она цветёт! Раньше у неё цвела только одна половина, а теперь обе! Неужели она вылечилась? Вот бы бабушка порадовалась, она так любила эту липу, всегда под ней гуляла.
…Они свернули, конечно, не туда, пробежали мимо каруселей и с удивлением обнаружили себя на поросшей высокой травой поляне перед заброшенной сценой.
На поляне под дождём в тишине сидел совершенно седой мужчина и смотрел на совершенно пустую сцену. Он курил, и дым от его сигареты поднимался вверх, похожий на полынный стебель, распускавший в небо свои серебристые листья. По плечам и лицу человека стекала вода, но он совершенно не замечал её – как и того, что она почему-то солёная. Он смотрел на сцену и улыбался.
– Чего это он? – удивлённо спросил у девушки парень. – Может, он маньяк какой?
– Здесь не бывает маньяков. – Девушка приложила палец к губам. – Он, наверное, отдыхает. Тишину слушает. Пойдём, не будем мешать. Может быть, он вспоминает юность. Может, он со своей девушкой тут первый раз целовался. Под этим вот клёном.
– Неплохая идея, – ухмыльнулся парень. Девушка покраснела, и они отступили обратно под тенистую сень дерева.
Парень про себя почему-то порадовался, что мужик на скамейке его не заметил. Всё-таки целоваться при посторонних… ну…
Игорь грустно улыбнулся про себя, услышав мысли детей, и посоветовал дождю утихомириться. Нет, что ты, друг, я, конечно, тебе не приказываю, но просто давай по дружбе, а? Первый поцелуй под дождём – романтично, но они промокнут сейчас, простынут, ну куда им в каникулы ещё болеть? Да и мне слышнее будет.
Дождевая туча пожала напоследок плечами и, пообещав всё припомнить Игорю и в следующий раз устроить персональное солнечное затмение, отползла к краю горизонта.
По парку летел аромат цветущей липы, особенно ясный и ласковый после дождя. Небо прояснилось, выглянуло из-за тучи закатное солнце, моментально раскрасив капли на листьях и лужи в самые разнообразные оттенки красного цвета.
Игорь смотрел на сцену и считал про себя такты. Сердце его билось в размере и темпе Второй симфонии Рахманинова, и он ждал, забывая дышать, когда же вступит кларнет. Нежный, как луч солнца, падающий на щёку перед самым пробуждением. Хриплый, как голос Ольги. Тонкий, как прорастающий под дождём стебель тысячелистника. И всепобеждающий, как цветущая расколотая липа.
…Ольга встала, поднесла инструмент к губам. Вдохнула. Выдохнула. Перед тем как вступить, она посмотрела на Игоря со сцены и улыбнулась.
Неслышимый, но непобедимый, как само лето, голос кларнета плыл над парком, и над трамвайным кольцом, где сонные кондукторы переговаривались и курили у омытых дождём красных вагонов; и над застоявшейся водой пруда, где утки, попрятавшиеся от дождя под ограду, выплывали на солнышко; и над шоссе, по которому день и ночь ехали на юг и на север машины, не останавливаясь ни на минуту, потому что не сиделось им на месте; и над кошкой Пенелопой, которая жила теперь у Игоревой соседки и ждала своего хозяина, заходившего её навещать только изредка. Пенелопа катала по полу клубок ниток с недовязанным носком и жмурилась от солнца и от чего-то хорошего, вдруг родившегося внутри её кошачьего сердца.
Зеленоглазый доктор, куривший в открытое окно ординаторской, стряхнул пепел с сигареты и поправил заклеенные изолентой очки.
– Хорошо она играет, – сказал он себе под нос. – Но я бы всё-таки не делал этого crescendo в конце.
3. Бессонница в летнюю ночь
…Лучи летнего солнца косой линейкой перечёркивали тетрадные строчки стеллажей, уставленных целыми книгами самых разных букв.
