Мишка молчала, скрючившись за последней партой. Вера в отчаянии бросила тряпку:
– Да вы же убьете его… Ребята!
– Больно! – истошно подвывал Малёк, погребенный под тяжелыми человеческими телами. Они хлопали его по щекам, несильно пинали по ребрам, в них не было всепоглощающей ненависти, как не было и желания разорвать Малька в клочья. Они просто хоть что-то делали вместе, и этот странный ритуал объединял их, десятиклассников, как не объединяло ничто другое. Пинался толстый Славик, размашисто бил Рустам, Максим едва мог сдерживать свою неукротимую силу, и даже Витя, не сняв наушников, толкался, пробиваясь в самую гущу…
– Хватит! – завизжала Вера, бросившись к ним. Измученная, она явно не хотела сегодня увидеть еще и драку. Одно дело, когда они валили Малька в снег, совали снежки ему за шиворот и хохотали, а он выбирался из сугроба, красный и дрожащий, смотрел на них с немым укором. Но сейчас…
– Перестаньте! Рустам! – Вера кинулась к ним, вцепилась в широкоплечего Максима, ногтями царапая ему руки, но он лишь легонько оттолкнул ее прочь. Вера не сдавалась – она пробралась к Рустаму и повисла на нем, словно куль с мукой, бормоча торопливо: – Не надо, не трогайте его, он ничего…
Удар пришелся в губы. Опешив, Вера отступила, мелко засеменила назад. Ее вытолкнули из драки, и Вера осела на чей-то стул, изумленная и потерянная. Пальцами скользнула по губам, теплая кровь осталась на бледной коже.
– Отойди, дура! – запоздало рявкнул Рустам, и, когда лицо его мелькнуло в просвете между чужими спинами, по спине у Веры пробежал холодок.
Дверь с грохотом распахнулась – в класс влетела воинственная биологичка, из-за спины которой выглядывала малышня, хихикающие юные комментаторы.
– Ша! – рявкнула биологичка, и драка сразу же прекратилась.
– Пропустите. – В класс влетела взъерошенная Чашечка и застыла у доски. Лицо ее потемнело. – Вы чего тут устроили?..
Ответом ей был тихий стон Малька – тот лежал на полу, сжавшись в комок, и едва слышно что-то бормотал. Раскрасневшиеся и мокрые от пота десятиклассники тяжело дышали, не глядя в глаза классной руководительнице.
Чуть в стороне сидела Вера. Весь ее точеный подбородок был выпачкан в алой крови.
– Господи, – выдохнула Чашечка и, сбросив свою серую шаль на пол, кинулась к лежащему Мальку. – Вы что, звери?.. Вы дикие?! Боже, Савелий…
– Все нормально, – ответил тот глухо. На лице его красовалась пара синяков, но он сам присел, держась за парту, и с немой безысходностью огляделся по сторонам. – Нормально.
Все вокруг молчали. Биологичка, развернувшись, принялась выгонять из класса любопытных малышей. Всхлипнула горько Вера, вытирая пальцами кровь.
Рустаму на миг показалось, что даже запахло в классе как-то по-другому: нечищеным вольером и безысходностью. Страшный, стылый запах приближающейся беды.
⁂
– Абдрахимов! – От бессильной ярости Чашечка перешла на тяжелый шепот, одним взглядом прожигая дыры в замершем напротив Рустаме. – Вы совсем уже, да?! Одноклассников убили, а вы тут устраиваете бойню, бедного Савелия опять… Абдрахимов, тебе мало одного условного? Я полицию вызову, пусть они с тобой разбираются…
Иссякнув, она только и махнула рукой, вновь повернувшись к скрюченному Мальку.
Виновники всего этого торжества пристыженно молчали, но полыхающий в их глазах недобрый огонек прежней злобы все еще тлел, словно мертвенные светлячки среди ночного болота. Кто-то под шумок незаметно улизнул из класса, но у Рустама такого шанса не было – он стоял, набычившись, и глядел исподлобья. Малёк никак не мог подняться – ноги его, дрожащие от страха, то и дело подламывались, и паренек оседал на пол, виновато поглядывая на учительницу, словно стыдился своей слабости.
Вера негромко плакала, прижимая к разбитым губам подсунутый кем-то платок. Фрейлины крутились возле нее с показной жалостью, охали и ахали, но Вера смотрела только на Рустама.
Разочарование мутным озерцом застыло в ее зрачках.
– Так! Никому из класса не выходить, сидеть тихо и смирно, ясно? Я устала от вас, я бесконечно устала, будем опять собирать родителей, это же просто невозможно… – Руки Чашечки дрожали, она сдувала со лба светлые прядки и никак не могла совладать с Мальком. – Боже, да помогите же мне хоть кто-нибудь! Ника!
Она произнесла это имя, не задумываясь, ведь, что бы ни случилось в их маленьком классе, сердобольная Ника мигом бросалась на помощь. Она отводила Малька в медпункт после очередной стычки, накладывала повязки на разбитые кулаки Рустама. Даже когда у Вити из носа хлестала кровь, самой первой к нему бросалась Ника, доставая из кармана вышитый платок…
Поняв, кого позвала, Чашечка скривилась лицом, разом постарев на десять лет, и замолчала.
Никто и не шелохнулся.
– Господи, вы ведь дети еще, а уже такие… – Покачав головой, Чашечка слепо подняла шатающегося Малька на ноги и потащила вон из класса. Покрасневшее лицо паренька опухало, наливалось буграми.
Они вышли из кабинета под гробовое молчание: худая учительница и слабенький Малёк. Сплюнув, Рустам быстрыми шагами направился к выходу следом за ними. Внутри него пустотой зияла черная дыра.
– Э, Рустик, ты куда? Чашка же сказала ее ждать, – сказал Максим, вновь укладываясь на стулья. Казалось, ему было совершенно не стыдно за избитого Малька.
– Ага, чтобы училка меня в ментовку сдала?.. – глухо спросил Рустам. – Не надо мне такого счастья. К черту!
– А… – хотел было сказать что-то толстощекий Славик, но Рустам лишь рявкнул:
– Захлопнись, жирный, твое никчемное мнение никто не спрашивал!
И, прибавив еще парочку непечатных выражений, Рустам вылетел из класса. Вера проводила его тоскливым взглядом.
Рустам, захватив куртку в раздевалке, выбежал из школы в холодный колючий воздух и замер на пороге. Беловатые крупные тучи набухали прямо над головой, знаменуя собой очередной снегопад. Насупившись, Рустам постоял немного на ветру, чтобы голову продуло от бессильной злобы, а затем набросил куртку на плечи и побрел прочь от низкого серого здания.
Его нигде не ждали. Его никто не ждал.
Если бы только сейчас была поздняя весна или ранняя осень, то Рустам заглянул бы домой за удочками, повесил на плечи рюкзак с блеснами и поплавками, а потом отправился бы на Малиновку, удить рыбу и смотреть на быстрое течение, несущее в себе черные влажные бревна и гниющие водоросли.
Рыбалка была единственным спасением Рустама, тем, что даровало ему спокойствие и даже робкое счастье. Сидя на песчаном откосе, прицепив к плетеной леске пластмассового кузнечика, Рустам пускал наживку по течению и ждал, когда на нее попадется жирный пучеглазый голавль.
На природе было тихо, пахло травами и тинистой водой. Рустам целыми днями мог сидеть вот так, меняя блесна или насаживая кукурузу на жало крючка, и эта долгая рыбалка помогала ему забыть обо всех бедах и всех несчастьях.
