Размеренно дыша, они бежали вперед, съезжали с небольших пригорков и взлетали на возвышенности. Верины подружки отстали где-то позади, но хрупкий покой сейчас стоил всех ее неугомонных фрейлин. Вера всегда была нелюдимой и молчаливой. В беспечных голубых глазах ее неизменно плескалось равнодушие, красивое лицо притягивало толпу поклонников, но Вера еще ни разу не чувствовала настоящей любви.
Ни разу.
Ее называли глупой и бездушной, заклятые подруги становились завистливыми врагами, а потом снова возвращались, поверженные, поэтому-то она, наверное, и не ценила их ни капли. Учеба давалась Вере легко, но спокойствие не позволяло девушке вырваться на позорный пьедестал отличников – она знала ответы на все вопросы, но никогда не подпрыгивала на стуле, тряся рукой. Ей хватало и этого.
Вот бы и с любовью все было так просто.
Редкие снежинки летели в лицо, и Вера щурила глаза, но мчалась вперед, ощущая, как усталое тепло в груди распаляется крошечным огоньком. Ради этого огонька она и жила – когда очередные руки мягко массировали ее плечи, когда очередные губы жадно целовали ее шею, когда по обнаженной спине гулял сквозняк из приоткрытого окна в чужой квартире… Она всегда знала, что красива, и пользовалась этим сполна – Вани сменялись на Миш, потом на Валер, Игорей, Стасов и Рустамов…
Вон из головы!
Поклонники недолго согревали Веру своей любовью: либо, вдоволь напившись ее красотой, растворялись в предвечерних сумерках, либо надоедали до тошноты, и все неминуемо заканчивалось. Она не грустила подолгу, растворялась в чужих объятиях и приторных словах. Только бы не остаться наедине с собой у обугленных головешек залитого слезами костра…
– Стоянка пять минут, – сообщил раскрасневшийся физрук, придирчиво разглядывая цепочку из усталых десятиклассников.
Взбираясь на вершину холма, они замирали, тяжело дышащие, упираясь лбами в прохладные палки, перебрасывались рваными фразами. Подсечка – и Витя уже лежит в снегу, а довольные одноклассники хохочут так, будто и не было никаких кровавых смертей…
Последним, тыча палками в спину Славику, подъехал разъяренный Максим и сразу же бросился к учителю, вопя, что он больше не собирается нянчиться с этими дебилами. Мишка, сидя на снегу, то и дело утирала багровое лицо вязаной варежкой.
Физрук только посмеивался над ними и щурился на ветру.
– Помчали, – наконец-то снова рявкнул учитель, и десятиклассники, вопя и улюлюкая, полетели вниз с пологой горы, разрывая неподвижный прохладный воздух быстрыми силуэтами, виртуозно обходя небольшие трамплины и огибая торчащие голые кусты.
Кубарем скатилась Аглая и, замерев у самого подножия холма, принялась часто-часто моргать накрашенными ресницами, которые отпечатывались черными палочками на ее светлом лице. Стрелой улетел Максим, крича от восторга, только бы не плестись в самом конце медлительной колонны. С трудом скатился Славик, едва не свалившись на склоне, и ему в лицо все равно ударил громовой хохот безжалостных одноклассников. Физрук громовыми воплями подбадривал самых трусливых, замерших на вершине.
Спустились осторожные Верины подружки. Наверху осталась только Мишка, и ребята принялись протяжно орать, подгоняя, мечтая добраться до реки, а там и в школу можно будет вернуться, в тепло, прямиком к обеду, где, помимо нежирного супа, могут дать котлету или сосиску…
– Наконец-то тормознутая Мышь поехала, – выдохнул кто-то из Вериных подружек, и она сама подняла светлые глаза на Мишку, которая оттолкнулась от края и полетела вниз, зажмурившись, выставляя палки в разные стороны и совсем не глядя себе под ноги.
– Вот дура… – почти с восхищением протянул Максим, глядя на окаменевшую фигуру. Кто-то хохотнул, кто-то жадно выматерился, и физрук недовольно обернулся на их смешки. Одного его взгляда хватило, чтобы стало очень тихо. Слабый ветер донес с трассы испуганный мышиный писк.
– По-моему, это плохо кончится, – сказал Витя, ради такого случая вытащивший один наушник.
– Сплюнь! – буркнул физрук, и именно в этот момент все и случилось.
Вера не могла оторвать взгляд. Это было дикое первобытное чувство, когда на твоих глазах происходит что-то отвратительное и страшное, а ты, вместо того чтобы стыдливо отвернуться, смотришь на чужую боль во все глаза. Так и тут: Мишка, напоровшись лыжами на колючий куст, не удержалась на ногах и полетела вниз, кувырнувшись в воздухе, а потом шеей приземлилась на укатанный склон. С пухлой ноги ее сорвалась лыжа и поползла следом за хозяйкой, но быстро обогнала обмякшее тело и вышла в лидеры.
Десятиклассники восхищенно ахнули, словно наблюдали за олимпийскими состязаниями. Мишка, безвольно раскинув руки в стороны, сползла чуть ниже и замерла на склоне, похожая на переломанную марионетку с обрезанными нитями.
Одинокая лыжа прикатилась к ногам десятиклассников.
Физрук бросился наверх.
– Охренеть, – резюмировал широкоплечий Максим, оглядываясь на десятиклассников. – Еще минус одна. Какой же это…
– Физрука посадят, – сиплым голосом сказал Славик.
– Стопудово посадят, – согласился Витя.
– Слушайте, а может, нас и правда прокляли? – спросил Максим, но теперь о смехе не было и речи. Он, словно перешагнув за какую-то грань, впервые высказал мысль, то и дело витавшую в воздухе: о неправильном, нелогичном и страшном, что забирало десятиклассников одного за другим, подчиняясь каким-то жутким законам…
Все неотрывно глядели на лежащую Мишку.
Федор Павлович, добежав до девушки, упал перед ней на колени и, низко склонившись, принялся осторожно похлопывать ладонями по щекам. Десятиклассники разве что на месте не подпрыгивали от любопытства, пытаясь рассмотреть, что же там, на склоне, происходит. Но идти им было слишком лень, и поэтому они перешептывались, делая ставки, начинающиеся от переломанных конечностей и заканчивающиеся игрой в ящик.
Вера стояла, закусив губу, и не чувствовала даже, как из небольшой ранки алой капелькой выступила теплая кровь.
– Ну че? – лениво спросил Максим. – Можно в школу топать, что ли? Вперед-то теперь смысла нет ехать…
– Смотри! – Славик ткнул перчаткой в Мишкин силуэт. – Шевелится вроде бы.
– Мертвые тоже могут шевелиться. Недолго, несколько минут. Рефлексы, что ли… Я по телику слышал, – вклинился Витя.
– А так твои мертвые тоже могут? – скептически уточнил Славик, указывая на присевшую Мишку.
– Могут! – радостно выкрикнул Макс. – Зомби!
– Дебил, – ответила ему одна из Вериных подружек. – Ну какой же ты дебил…
Между тем Федор Павлович, осторожно ощупав Мишкины руки и ноги, помог ей приподняться и застыл, пристально вглядываясь в ее лицо. Сморщенная Мишка едва слышно ему что-то отвечала, разминая ушибленные плечи. Вся облепленная влажным снегом, она казалась жалкой, но абсолютно невредимой.
– Живая. Расходимся, – буркнул Славик.
