В мусорке лежал еще один лист, уже без линованной клетки, но с обугленными съежившимися краями. Этот листок заинтересовал Веру гораздо больше: кто станет жечь бумагу, когда повсюду в школе установили дымоуловители, а Рында пообещала собственноручно убивать всех, кто закурит в туалете?.. Воровато оглядевшись, Вера присела и, брезгливо кривясь, достала обожженную бумагу, расправила ее в пальцах.
Чей-то рисунок, довольно красивый, но жуткий – черная фигура в заштрихованной накидке, из-под которой торчат то ли щупальца, то ли глянцевые шланги, то ли бог знает что еще такое… Вместо головы – толстые отростки, а вокруг мелкие капельки, черные, похожие на кровь. Сбоку виднелись остатки каких-то букв, но их сожрал огонь, а потому ничего прочесть было нельзя.
От рисунка неприятно запершило в горле, и Вера сунула лист обратно в мусорное ведро, мигом о нем позабыв.
Правильно. Просто забудь обо всем.
Забудь и не бойся.
⁂
– Вер, ты уроки сделала?
– Да.
– В школе все нормально?
– Пойдет…
– А у нас в комнате опять кто-то был! – чутко принюхавшись, наябедничала Софья и показала сестре толстый язык, похожий на ливерную колбасу. Вера, распустив влажные чистые волосы, сидела за столом-мастерской. Едва услышав писклявый донос, девушка тихо швырнула в сестру какой-то книжкой.
Софья отбила книгу в сторону и завопила:
– М-а-ам, Верка дерется!
– Ничего я не дерусь, – возразила Вера, заканчивая очередную куклу. Исколотые иглами пальцы ныли, нос щекотало запахом акриловой краски. – И никого тут не было, не ври.
– А почему мужиками пахнет?.. – Софья не сдавалась. Вере захотелось оторваться от куклы и зашить сестре рот фиолетовой ниткой, чтобы не болтала почем зря.
– Что тут у вас? – Мать заглянула в комнату, источая аромат терпких духов, мигом заглушивших запахи Максима. Одноклассник ушел несколько часов назад, но Верины простыни и подушки все еще хранили тепло его сильного тела.
Вера всмотрелась в мамино лицо – черные толстые ресницы, напоминающие паучьи лапки, влажно поблескивающие веки и кроваво-алый рот не оставляли никаких сомнений.
К отчиму собралась. Понятно.
– У Софьи разыгралось воображение, – объяснила Вера, не слушая возражений сестры, и вновь склонилась над пухлой куклой. – Ты надолго?
– На ночь, – сказала мама, отводя глаза. Она вроде и не стыдилась этой связи, желая быть счастливой и без бывшего мужа, но каждый раз, оставляя девчонок в пустой квартире, все равно как-то жалко горбила плечи. – Справитесь без меня?.. Присмотришь за Софьей?
– Присмотрю, конечно. Не впервой.
– Я и сама могу за собой присмотреть! – недовольно заявила сестренка. Мама, кивнув им, ушла в коридор. Гулко хлопнула дверь.
Они остались вдвоем. Снова. Вера прохладно относилась к младшей сестре – та, напоминающая обезьянку, постоянно таскала ее косметику и грозила рассказать матери о частых гостях, которые то и дело появлялись в пустой квартире. Вера не любила играть с Софьей, не читала ей сказки на ночь и вообще часто делала вид, что сестры попросту не существует.
Вот и сейчас, оставшись в комнате с сестренкой, Вера отвернулась и принялась за финальные штрихи. Она обожала шить кукол: набивала капрон слежавшимся синтепоном, формируя голову и тело, прикалывала длинные волосы-нити, шила одежду на ручной машинке и разукрашивала красками лица. Миниатюрные ботиночки из мягкой кожи, вязанные крючком шапочки и удивительной красоты лица – везде в их комнате стояли куклы, отовсюду таращились на сестер нарисованными глазами.
Самых красивых кукол мама забирала в бутик и продавала клиенткам, а потом отдавала часть денег Вере.
– Молодец, заработала. – И только в эти моменты материнский голос становился ласковым и нежным. Мама раньше возила из-за границы одежду в шелестящих клетчатых сумках, потом открыла отдел на городском рынке и постепенно доросла до своего магазинчика.
Вера хотела быть такой же независимой и сильной, как мама.
Вернувшаяся с танцев Софья занималась уроками, ворча и всхлипывая, сминая бумагу в тетрадях, но Вера изо всех сил делала вид, что ничего не слышит. Она могла встать и помочь сестре, но гораздо интереснее было возиться с куклами, которые становились на диво красивыми в ее умелых руках.
Допоздна сестры не засиживались. Они давно уже привыкли к маминым отлучкам и поэтому не ценили эти ночи вседозволенности, зная, что могут не спать хоть до рассвета, но потом в школе придется расплачиваться за это сонливостью и головной болью. Порой Вера, задобрив сестру шоколадками, уходила к кому-нибудь с ночевкой.
Но только не сегодня. Выключив свет, она в один прыжок взлетела на скрипучую кровать – девушка до смерти боялась темноты. Боялась того, что может там притаиться.
Страх неведомого, затаившегося под кроватью, всегда был с ней. Из маленького детского ужаса он перерос в нечто почти осязаемое, давящее на грудь безлунными ночами, едва слышно скребся по полу, пока Софья беззаботно сопела на соседней кровати…
Накрывшись одеялом с головой, Вера полистала новости, почитала чьи-то сальные откровения и полайкала фотографии фрейлин. От наволочки густо пахло Максимом, и Вера зажмурилась, вспоминая его шершавые губы.
О Рустаме она не думала. Запретила себе это делать, задвинула его куда-то глубоко, не доберешься. Похоронила в памяти.
Прощай, Рустамчик…
За окном стонал ветер, раскачивая черные ветви деревьев, и те обглоданными культями выплясывали в воздухе, роняя тени на бледный потолок. Софья давно уже спала, зарывшись в одеяло. Часы на стене отчитывали глубокую ночь, и только Вера лежала, глядя прямо перед собой. Нехорошее предчувствие ядом растекалось по ее венам.
Она ненадолго задремала, и ей приснилось отраженное в окне бледное лицо Ники. Та, огненно-рыжая и улыбающаяся, будто не чувствовала торчащих отовсюду острых гвоздей и звала Веру, приветливо махая рукой. Вера сонно бормотала что-то, крутилась на влажных простынях, то и дело взбивая каменную подушку, и тогда откуда-то снизу появился Максим, схватился за ее ступни склизкими ладонями. Вера глухо застонала, брыкаясь, чтобы сбросить его лапы.
Сон ушел. Она села на кровати, растрепанная и с тяжелым дыханием в груди, подтянула ноги, на которых все еще лежал липкий холод.
Ноги были мокрыми. Вера замерла от неожиданности, сонно хлопая ресницами, и снова провела пальцами по бледной коже. Так и есть, мокрая… Словно тот монстр из детства, что пугал Верочку до дрожи, высунулся из-под кровати и облизнул острым языком ее голые пятки.
Влага оказалась липкой и дурно пахла. Подсветив ноги телефоном, Вера увидела, что кожу покрывают густые черные разводы, будто она долго брела по гнилостному болоту, то и дело проваливаясь в пахучую воду.
Время испуганно застыло на стене. Вере до судороги захотелось заорать и, включив свет, увидеть, что же там, внизу, что перепачкало ее ноги, что лишило ее воли и напитало стылым страхом, но…
