Верина фрейлина расплакалась, упав за парту, но прежние подружки и не подумали броситься к ней с утешениями. В класс вошел Милослав Викторович, критично оглядел испуганные лица и покрасневшего от хохота Макса.
– Совсем больные? – хмуро спросил полицейский. – Сели живо по местам и заткнулись.
Они послушно притихли, даже Максим, все еще сжимающий в руках рассохшуюся коробку с камнями, скромно присел за последнюю парту, с интересом разглядывая полицейского.
За прошедшие несколько дней Милослав Викторович превратился в незнакомца; Максу даже не верилось, что Витя и правда узнал его в полутьме раннего утра. Плечи Милослава чуть сгорбились, словно он тащил на себе неподъемный груз, лицо заросло черной жесткой бородой, а налитые кровью глаза и вовсе выглядели пугающе. Милослав Викторович нервно почесывался и хмуро пробуравливал взглядом каждого десятиклассника.
– Так кто на этот раз? – спросил Славик, стянувший пуховик и с трудом уместившийся на детском стульчике.
– Что именно? – прищурившись, спросил Милослав Викторович. Он замер рядом с учительским столом и пристально всматривался в потного Славика.
– Кто мертвый?.. – добавил Витек. Он нервно раскачивался на стуле, едва касаясь ботинками пола. – Кого убили? Ради кого оцепили школу? Чьи похороны нам ждать?
– А вы были на похоронах Шмальникова? – спросил полицейский, и в классе повисла тишина.
– А вы? – отбил удар Славик.
– Раз я знаю, что ни одного из вас там не было, значит, был. – Милослав Викторович недобро усмехнулся. – Так что какой смысл вам ждать чьих-нибудь похорон?
– Может, хорош? – спросил Максим, чувствуя, как общая нервозность передается и ему. – Вы скажете или нет, кого замочили? Да еще и в классе прямо, да?
– Да. Екатерину Витальевну вашу. Чашечка, правильно? – негромко ответил полицейский, и глаза его, ставшие вдруг сухими и цепкими, пристально вгляделись в каждое лицо. А смотреть было на что, только Аглая безучастно смотрела в окно, где среди тусклых фонарей плясали робкие сияющие снежинки.
Витя потемнел, крепко сжав губы, и те бледным пятном проступили на его вытянувшемся лице. Выругался длинный Паша, потупил глаза. Максим, откинувшись на стуле, искоса поглядывал на полицейского, но лицо его не было удивленным, словно Макс единственный знал все это время горькую правду. Верина подружка завыла, пряча лицо в дрожащих ладонях.
Багровый Славик последовал ее примеру и закрыл лицо руками. С тихим звуком осел на пол Малёк – глаза его закатились, и он спиной повалился на линолеум. Никто не бросился его поднимать.
– Что случилось? – сипло выдавил Славик.
– На нее как будто вылили бочку жидкого азота, – спокойно ответил полицейский, разглядывая их лица. – Екатерина Витальевна скончалась вчера от сильного обморожения. Вся во льду, вся переломанная, словно по ней молотком долбили…
Мишка качнулась так, будто не знала, что делать: то ли повалиться на пол вслед за Савелием, то ли не сдержать рвущуюся изнутри тошноту. Малёк глухо застонал с пола, и в этом стоне отчетливо проступили утробные рыдания.
– Вчера что-нибудь видели? – спросил Милослав Викторович. – Непонятное, подозрительное или странное. И кто вчера последним заходил в класс к Екатерине Витальевне?..
– А вы разве можете нас допрашивать вот так, без родителей и без учителей? – спросил Витя. – Рассказывать кровавые подробности… Думаете, что вычислите кого-то?
– Это не допрос, – спокойно сказал полицейский.
– Так мы можем встать и уйти?
– Конечно.
Вклинился Максим:
– Тогда я пошел. Толку здесь сидеть? Вы все равно никого не найдете, сколько времени уже ищете. Пошли, парни.
Бросив коробку с камнями на стол, он подхватил куртку и направился к выходу. Остальные сидели, глядя на него круглыми глазами. Молчал Милослав Викторович. Перешагнув через лежащего Малька, Максим дошел до двери и обернулся, вглядываясь в худые лица одноклассников:
– Вот вы слабаки… Всех и перережут, как свиней, пока вы будете сидеть и сопли жевать.
Хлопнула дверь, закрывшись за его спиной. Рядом с кабинетом стоял оперативник, и взгляд его, красноречивый и тяжелый, был ох как далек от вежливого участия.
Через мгновение Макса под руку завели в класс и усадили за первую же пустую парту. Тот вырвал локоть, швырнул куртку на пол и отвернулся, не глядя на непроницаемого Милослава.
– Не допрос?.. – спросил Витя, приподняв лохматую бровь.
– Особое время требует особых мер, – пожал плечами полицейский. – Вам самим-то как живется, а? Пока вас режут и крошат в капусту, вы по утрам спокойно идете в школу, скушав тарелочку овсянки? Сидите за партами, вечером пишете в тетрадочках, надеясь, что не вас убьют очередной ночью? Вам ведь плевать, вы ничего и не собираетесь делать.
– А что мы можем? – спросил Славик, дыша тяжело и загнанно, словно раненая лошадь в загоне.
– Вы можете говорить! – рявкнул полицейский с такой силой, что они подпрыгнули за партами. – Не молчать, а действовать!
– А разве не видно, как мы действуем? – Максим сначала показал на синяк Славика, потом ткнул пальцем в лежащего Савелия. – И толку? Все равно ведь мочат.
– Вы действуете как дикари. Как дебилы. А надо присматриваться, делать выводы, думать, почему напали на Веру, почему убили беззлобную училку… – Милослав Викторович рухнул на стул и откинулся на спинку, а потом, подумав, еще и ноги забросил на письменный стол.
– Невежливо, – буркнул Макс, косясь на дверь, за которой царило обманчивое спокойствие.
– Так пожалуйся на меня директрисе, – лениво отмахнувшись, предложил Милослав и похлопал по карманам, отыскивая сигареты.
Максиму хотелось сорваться с места и попытаться выбежать из школы, обойдя по кривой оперативника, только бы вырваться на свободу… Ему было не страшно под тяжелым взглядом полицейского, но их запреты, их серые лица без малейшей эмоции вызывали почти тошноту.
– Что-то вы не очень расстроены смертью Чашечки своей, правильно же называю ее, да? – продолжил Милослав Викторович. – Что, напряженные отношения? Не любили Чашкину? Унижала вас, двойки ставила?
– Нет, – холодно ответил Витя.
– А чего тогда? Вообще насрать ведь.
– Мы что, на пол должны падать и в истерике биться? – еще холоднее спросил Витя. – Каждый по-своему переживает. Вон, Малёк вообще в обмороке. Мало вам?
– Мало. – Глаза полицейского будто обуглились изнутри от нестерпимого жара, выцвели, и всем сразу стало не по себе. – Хватит. Говорите, кого подозреваете. Плевать, мне нужны любые сведения. Кто-то на кого-то криво посмотрел, кто-то кого-то ударил, обозвал придурком или спустил с лестницы. С кем накануне ссорились погибшие. Выкладывайте. Или всех в отдел повезу, на долгий и мучительный допрос.
