Почему она стоит себе, молчаливая и бесстрастная, замок его несбывшихся надежд?.. Почему глядит на распростертого Славика как на букашку, недостойную, мелкую и неважную?
Мимо проходили младшеклассники – брели парочками и тройками, с интересом поглядывая на пухлое тело. Прошла мимо и Вера, скользнула по Славику безразличным взглядом и чуть ускорила шаг, словно боялась выпачкаться. Вера… Красивая тонкая Вера с поблескивающими светлыми волосами, с холодными глазами, умная и прекрасная Вера. К ней все относились по-разному: кто-то считал ее легкомысленной, кто-то гордячкой, кто-то и вовсе прекрасным созданием…
Славик был ею одержим.
– Вставай. – Сухой голос царапнул по ушам. Славик глянул на склонившегося одноклассника. Витя стоял, нахохлившись, и протягивал бледную ладонь.
– А ты чего не с ними? – с вызовом бросил Славик, вспомнив хохот и зуд под ребрами. Плохо, что вместе с Лехой были и девчонки. Он помнил их звонкий смех, а значит, слухи снова поползут по грязной школе…
– Я вообще ни с кем, – отозвался Витя и тряхнул рукой. – Помочь или так и будешь тушей валяться?
Вместо ответа Славик вцепился в протянутую ладонь.
Встал, стряхнул с себя налипший снег, а Витя вновь воткнул в уши свою визгливую музыку и пополз домой, покачиваясь в такт басам. Славик проводил его завистливым взглядом.
Тающие льдинки, забившиеся под воротник, обжигающими струйками скользили по широкой спине, и Славик морщился, чувствуя, как эта несвежая вода потоками хлещет прямо в его гулкую душу.
Он ушел за облезлые ворота, даже не заметив, что кое-кто пристально смотрит ему в спину, затаившись за бледной колонной у школьного крыльца. Девушка в сером пуховике, поправляя бесцветные волосы, задумчиво грызла карамельку на палочке и щурила близорукие глаза.
В них нерешительность плескалась на пару с обжигающей жалостью.
…Дом встретил влажным жаром. Стянув мокрый шарф и застывшую колом шапку, Славик бросил на пол ранец и выдохнул горечь из широкой груди. В дверях кухни мигом показалась румяная мама. Улыбаясь во все зубы, она хлопнула в ладоши, стряхивая с них муку.
– Привет, Славик, пирожки будешь? Как в школе дела?.. – спросила она с такой радостью, словно он не из школы вернулся, а прямиком из космической экспедиции, во время которой открыл парочку новых планет. Этот глупый вопрос переполнил чашу терпения, и Славик, скидывая с ног отяжелевшие ботинки, заорал, что было мочи:
– Я не Славик! Не Славик!.. Ты дала мне имя Вячеслав, значит, и называй так, а не как ребенка пятилетнего! Славик! Всю жизнь мне своим Славиком испортила… – Воздух иссяк, и последние слова ему пришлось прокричать почти шепотом. Не глядя, как вытянулось материнское лицо, Славик бросился в комнату и оглушительно хлопнул дверью, оставшись в блаженном одиночестве.
В горле першило от крика, а в глазах закипали слезы. Внутренности разъедало гневом, и Славик не мог бороться с этой злостью точно так, как и не мог перестать есть. Мама водила его по врачам, диетологам, те утверждали, что все в порядке, нужно просто соблюдать диету, а он ел и ел, словно ненасытная свинья, и ненавидел себя за это, как ненавидел и весь окружающий мир.
Славик прижался спиной к двери и сполз на пол, сжимая и разжимая кулаки. Славик. Маленький пухлый Славик.
Достали уже!
Он пнул портфель, который принес за собой по привычке. Портфель глухо застонал и, распахнув бледный зев, выплюнул разноцветный ворох тетрадей. Конечно! Это ведь Славик, который всегда хорошо учится, хоть и порой на тройки с четверками, который никогда не скандалит, идеальный мальчик дома и незаметный ребенок в школе.
Славик!
Неповоротливый, грузный Славик, у которого всегда отбирали бананы и пирожные, глумливо утверждая, что он и так толстый. Славик, который на физкультуре всегда прибегал последним и дышал так, словно хотел легкие выплюнуть на пыльный асфальт. Славик, который давал списывать домашнюю работу по математике, потому что у него всегда все готово. Не факт, что правильно, но готово.
Выхватив небольшой скетчбук, Славик рухнул на стул, и тот надсадно заскрипел, прогибаясь под его весом. Рассвирепев, Славик изо всех сил ударил кулаком по столешнице и вскрикнул так, словно его ранили. Всю свою боль, все одиночество и непонимание он вложил в этот крик, запрокинув голову, измученное и истощенное животное, покинутое всеми вокруг.
Мама на кухне вздрогнула и сморщилась лицом, сдерживая внутри желание броситься к нему, как к цыпленку, хлопая крыльями, спасти ребенка от всего на свете. Но она помнила отчаянные почерневшие глаза. Перекошенное лицо. И поэтому лишь ожесточеннее принялась месить тесто для его любимых пирожков.
Прокричавшись, Славик почувствовал себя сморщенным и иссушенным – все вышло, оставив после себя черную пустоту. Он крикнул внутрь себя и не услышал даже эха, даже отзвука чего-то светлого и важного, словно и оно стыдилось огромного тела, пухлых щек и поросячьих глаз. Схватившись за карандаш, Славик принялся рисовать. Обычно это быстро успокаивало расшатавшиеся нервы, но сейчас гулкий крик изнутри бился о тело, не находя ни выхода, ни отклика.
Рисовать он умел с детства. Штрихи ложились быстро и ровно, на светлом листе проступал чей-то оскаленный лик. Согнувшись в три погибели и тяжело дыша, Славик утирал капельки пота с покрасневшего лба и, высунув кончик языка, упрямо рисовал. Он и сам не знал что. Он позволял пустоте завладеть его мыслями и управлять чуть дрожащей бесформенной рукой.
В комнате слышно было, лишь как скрипит о бумагу грифель, как надсадно дышит сам Славик, как на кухне стучит молоточек для мяса. Молоточек.
Славик оторвался от рисунка и глянул на него так, будто впервые видел.
Его родная столешница, на которой синей ручкой были нацарапаны первые наброски: человек без головы, сжатая в кулак рука, ветвистое голое дерево. Рядом замер стаканчик для карандашей, угольный череп с пустыми глазницами. Валяются скрепки, учебник по географии в рыжеватой обложке, полупустая пачка чипсов, обертки от шоколада и кружка с разводами безвкусного чая… И рисунок.
Жуткий рисунок.
– Что ты такое?.. – Собственный голос показался Славику чужим и низким.
С черного наброска на него смотрело что-то неведомое – вроде бы человек, но нет, вовсе не человек… Длинные черные руки лентами струились вниз, обвивались вокруг ног. Сплюснутое лицо торчало сбоку, из него выступал огромный раздувшийся глаз, полный грязной ненависти, а ног у существа было столь много, что они мельтешили паучьими кривыми лапками, выгибаясь в разные стороны. Из тела высовывались темные, поеденные ржавчиной крючья.
Рисунок ухмылялся. Мелкий вымазанный рот улыбался, и от этой улыбки внутри у Славика затеплилось вдруг что-то странное. Надежда?.. Он вглядывался в существо, он парой росчерков подрисовал на крючьях темные капли крови, он окружил раздувшийся глаз ресницами из колючей проволоки… Переломанный человек, израненный и с торчащими железными крючьями, он был готов сражаться.
