Попытавшись быстро и высоко взобраться по карьерной лестнице в Риме, Цезарь сказал примерно следующее: «Слишком сложно, лучше быть первым в провинции, чем вторым в столице» и отправился в Испанию. Там он неплохо так поднялся, имел несколько должностей, много чего завоевал и разграбил, разбогател и раздал долги.
И тут пришло время возвращаться в Рим.
Стоял погожий летний день, Цезарь стоит у стен Рима и думает. Он только что вернулся с победой из Дальней Испании и не знает, что ему делать: если зайдет в город, то не сможет провести триумф, а если не зайдет, то не сможет участвовать в выборах консула – а хочется ведь и того и другого! В общем, Цезарь постоял, подумал, да и махнул рукой – буду, мол, консулом лучше, это поважнее будет. Но как убедиться, что он выиграет выборы? Конечно, завести влиятельных друзей! Так Цезарь и поступил, объединившись с Крассом и Помпеем, они ему помогли стать консулом, а он в ответ протолкнул нужные им законы. Эта дружба, или объединение, или тайный сговор, если угодно, назвали триумвиратом (три + мужчина) – все трое по очереди были консулами и помогали друг другу, пока Красс не погиб. Между Помпеем и Цезарем отношения несколько ухудшились. За время существования триумвирата Цезарь успел покорить всю Галлию и собрать себе огромное преданное войско, что было важно в период гражданских войн.
Цезарь постоял, подумал, да и махнул рукой – буду, мол, консулом лучше, это поважнее будет. Но как убедиться, что он выиграет выборы? Конечно, завести влиятельных друзей! Так Цезарь и поступил, объединившись с Крассом и Помпеем, они ему помогли стать консулом, а он в ответ протолкнул нужные им законы.
Отдельно стоит упомянуть о смерти великого полководца Красса. Во время его консульства в 55 году до н. э. снова начались терки с Парфией, и Красс решил снискать славы именно там – а потому, отправился вместе со своим войском на войну. Рим был категорически против и даже проклинал Красса, но тому было все равно. К сожалению, Красс был медленно и планомерно разбит – знаменитые парфянские лучники без проблем расстреливали римскую пехоту издалека, так что силы Красса убывали. Увидев голову своего сына на парфянском копье, он приуныл окончательно. Римляне, в том числе сам Красс, начали потихоньку отступать, но парфяне догнали их… и предложили мир. Казалось бы, все разрешилось не так уж и плохо, но что-то пошло не так. Историки приводят примерно следующее:
– Красс, заключим мир?
– Ну давайте…
*договорились об условиях*
– Ну, я поскакал?
– Да ты подожди, брат, ты посмотри какая у тебя лошадь уставшая, держи вот тебе подарок от нашего парфянского царя
*приводят коня с золотой уздой*
– Подозрительно, ну, ладно
*Красс садится на коня, его со всех сторон окружают парфяне, римские командиры пытаются вывести коня под уздцы, начинается суматоха, нервы одного из командиров не выдерживают, и он протыкает гладиусом парфянского конюха. Его тут же убивают, начинается мясорубка, в ходе которой погибают все присутствовавшие там римляне, в том числе сам Красс*
Но и на этом парфяне не успокоились – издеваясь над алчностью Красса, они лили ему мертвому в рот расплавленное золото. После этого они отрубили ему голову и правую руку и отправили все это дело одному из своих союзников, который задействовал эти части тела в одной из своих театральных постановок, забавы ради. Так умер один из величайших полководцев поздней Республики.
Но вернемся к Цезарю и галлам. Восьмилетняя Галльская война кончилась победой Цезаря в битве при Алезии, последнем оплоте восстания, который он пытался осадить. Подготавливая осаду, он чуть сам пропустил момент, когда галлы окружили его и хотели всех перерезать – пронесло. Тогда Цезарь сделал гениальный финт ушами – окружил Алезию двумя рядами собственных рвов и укреплений, причем в сторону города. Как говорится, gladium tene dextrae te lupinos gallos tene trepidos «Держи гладиус в правой руке, а сучьих галлов – в страхе». Таким образом, теперь бунтовщикам ничего не оставалось, кроме как рано или поздно напасть на эти укрепления, чтобы не умереть от голода в ходе осады. Разумеется, в итоге их всех вырезали, а вождь Верцингеторикс (да, вы неспроста вспомнили про галлов Астерикса и Обеликса) пришел к Цезарю на поклон. Кстати, это один из тех редких случаев, когда не победителю, а побежденному (в данном случае Верцингеториксу) поставили памятник, который можно увидеть и по сей день во Франции.
Занимательно, что Цезарь даже во время Галльского похода успевал много думать и писать о латинской грамматике, в частности письма к Цицерону о нестандартных словообразованиях в языке. Вот они, проблемы великих римлян: галлы выпендриваются, терки с Сенатом, до сих пор раздаешь долги, а тут еще кое-какие существительные склоняются не по правилам. И всем этими делами приходится заниматься одновременно, ну что за жизнь! К слову, пользуясь случаем, сделаю ремарку – в латыни того времени не было звука «ц» в принципе, «c» читалась только как «к». Поэтому, по факту, не было никаких Цезарей и Цицеронов, были Кайсар и Кикеро, такие дела.
И вот, вернемся к Цезарю и тому факту, что он собрал себе огромное преданное войско. Сенат, а с ними и Помпей, немного заволновались по этому поводу, и сказали Цезарю: «Ты уже всех завоевал, распускай, мол, свое войско, иначе не видать тебе ни Рима, ни триумфа, ни консульства, и вообще врагом народа будешь». Цезарь задумался – послушаться Сената или одним действием породить сразу два фразеологизма на все времена? Очевидно, второе! Отсюда мы имеем «жребий брошен» (alea iacta est), когда Цезарь решился идти на Рим со своим войском, и «перейти свой Рубикон» – ведь, перейдя реку Рубикон, назад пути уже нет, только в Рим.
Цезарь с легкостью уничтожил Помпея, гнал его ссаными тряпками до самого Египта, где тот и был убит. Попутно Цезарь приятно удивился, обнаружив в Египте некую Клеопатру, после чего возвел ее на престол, ну и заодно приятно провел с ней время. Победив остальных участников гражданской войны, Цезарь стал единоличным правителем Рима. Да, официально он не был монархом, но по факту он сосредоточил в своих руках большинство главных должностей в государстве, в первую очередь – пожизненную диктатуру, чисто по стопам Суллы пошел. Говорят, на праздновании Луперкалий Марк Антоний даже попытался возложить ему на голову царскую диадему, что заставило многих впасть в недоумение и негодование.
