– Я Ми, – говорил Ми.
– Я Фа, – говорила Фа.
– Я Соль, – говорила Соль.
– Я Ля, – говорила Ля.
– А я Си, – говорила Си.
– Да, да, – рассеянно кивал Моцарт, находясь во власти рождающейся мелодии, – я запомнил.
А на следующий день все опять повторялось:
– Ми, принеси мне, пожалуйста, ноты.
– Я не Ми, папа, я Ре.
– Соль, подай мне, пожалуйста, солонку.
– Я не Соль, папочка, я – Ля.
Но однажды рассеянность Моцарта спасла ему жизнь. Дело в том, что по соседству с семейством Моцартов жил композитор, по фамилии Сальери. Композитор-то он был композитор, но далеко не такой гениальный, как Моцарт. И это его прямо-таки выводило из себя. «Почему все считают Моцарта гением, – завистливо бормотал он себе под нос, – а меня нет?»
Мало того, что он сам себе это постоянно твердил, так еще и его жена, Бемоль, ему об этом все время напоминала.
– Вот Моцарт – гениальный композитор, – говорила она, – а ты нет.
– А ты нет, а ты нет, а ты нет, – тут же подхватывала дочка Сальери – Диез, прыгая вокруг него на одной ножке.
«Тысяча барабанов через контрабас в тромбон! – мысленно ругался Сальери. – Что ж делать-то?!»
Думал, Сальери, думал… И наконец придумал, что надо сделать.
Надо Моцарта отравить.
Ведь тогда, за неимением гениального композитора Моцарта, все станут считать гениальным композитором его – Сальери.
Не откладывая дело в долгий ящик, Сальери купил яд, вылил этот яд в бутылку с яблочным соком и отправился в гости к Моцарту.
– Не хотите ли, сосед, попробовать сока? – предлагает Сальери. – Я его сам сделал из яблок своего сада.
– С удовольствием, – отвечает Моцарт.
И Сальери наливает ему в стакан отравленный сок.
– Пейте, господин Моцарт.
Только хотел ничего не подозревающий Моцарт выпить сок, как вдруг дверь гостиной отворилась и на пороге появилась Си.
– Папа, папа, – пожаловалась она, – а Ля обзывается.
– Так это же ты – Ля, – говорит Моцарт, опуская стакан.
– Нет, папочка, я Си.
В это время в гостиную влетает Ля.
– Я ее обозвала, потому что она меня толкнула.
– Подождите-ка, подождите, – начинает опять запутываться Моцарт и ставит стакан с соком на стол. – А ты разве Ля, а не До?
– До – это я, – входит в гостиную До.
– Ты – До? – удивляется Моцарт. – А я думал, что ты Соль.
– Ну здрасьте, папочка, – говорит Соль, тоже входя в гостиную, – как это До может быть мной, если он мальчик, а я девочка.
– И я девочка, – вбегает в гостиную Фа, – а ты меня, папочка, вчера назвал Ми.
– А меня, папа, ты позавчера назвал Фа, – говорит Ре, тоже вбегая в гостиную.
Тут еще и Ми прибежала. И пошло-поехало. В общем, как всегда.
А для пущей неразберихи появилась дочка Сальери – Диез – и говорит:
– Папа, тебя мама зовет.
– Меня?! – совсем запутался Моцарт.
– Сейчас иду, – со злостью кусая губы, отвечает Сальери, видя, что его план отравления Моцарта трещит по швам.
А Диез в этот момент увидела на столе стакан с яблочным соком. И так как она была девочка невоспитанная, то без разрешения схватила этот стакан и поднесла его ко рту.
– Не пей, Диез! – закричал Сальери. – Там яд!
– Ага-а, – сказала вошедшая в гостиную жена Моцарта Гармония, – я давно подозревала, что вы замышляете злодейство против моего мужа. И хотите его отравить.
Сальери понял, что отпираться бесполезно, и произнес запальчиво:
– Да, хочу, потому что он гений, а я нет. А вот отравил бы, и тогда сам стал бы гением.
– Нет, сосед, – сказал ему на это Моцарт, – гений и злодейство – две вещи несовместные.
А его жена Гармония добавила:
– Шли бы вы отсюда, господин Сальери вместе со своей Диез.
И Сальери ушел от Моцарта, как говорят у нас в России, несолоно хлебавши. А Моцарт пошел в свой кабинет сочинять музыку.
А До, Ре, Ми, Фа, Соль, Ля и Си, как обычно, выстроились в коридоре в ряд, и на сей раз решили подшутить над своим отцом, представившись ему задом наперед:
– Я Си, – сказал До.
– Я Ля, – сказал Ре.
– Я Соль, – сказал Ми.
– Я Фа, – сказала Фа.
– Я Ми, – сказала Соль.
– Я Ре, – сказала Ля.
– А я До, – сказала Си.
– Тысяча волшебных флейт! – добродушно рассмеялся Моцарт. – Окончательно вы меня запутали.
И войдя в кабинет, он принялся сочинять оперу под названием «Волшебная флейта».
Непонимание девочки Нади
Поехала как-то девочка Надя на море. Покупаться и позагорать. Приехала. Выкупалась. И стала загорать, лежа на своей пляжной подстилочке. Солнышко такое горяченькое, такое приятненькое… Девочка Надя так прямо вся и растаяла под его лучами.
И вдруг…
Открывает Надя глаза и глазам своим не верит – нет ее на подстилке. Пусто. Будто и впрямь она растаяла.
А все остальное есть: и Надина сумочка красненькая, и солнышко желтенькое, и морская водичка голубенькая… Вдалеке под белым парусом яхта проплывает. Невдалеке отдыхающие в волейбол играют.
Мячик от волейболистов укатился и по Надиной подстилке прокатился, на которой Надя, по идее, должна бы лежать.
А она не лежит.
Нет ни Надиных ног снизу, ни Надиной головы сверху, не говоря уже обо всей остальной Нади.
«Так, спокойненько, – говорит себе девочка Надя. – Если я вижу, что меня нет, то это значит, что я есть. А иначе как бы я могла это видеть? И значит, все это мне просто снится».
Но все оказалось не так-то просто. Потому что Надя в ту же секунду – бац! – и проснулась. А ее как не было во сне на подстилке, так и наяву на подстилке нет.
«Так, спокойненько, – снова говорит себе девочка Надя. – Значит, мне это приснилось, что я уже проснулась. А на самом деле, я все еще сплю».
Не успела Надя себе это сказать, как – бац! – опять она проснулась. И опять у нее нет ни ног сверху, ни головы снизу… ну, то есть наоборот. Не в этом суть, мои маленькие читатели и читательницы. А суть в том, что, судя по всему, это был уже никакой не сон.
«Так, спокойненько, – вновь говорит себе девочка Надя, – если мне это не снится и если меня нет на подстилке, это еще не значит, что меня нет вообще. Может, я пошла в кабинку для переодевания – переодеться».
