Тикает время. Тук да тук.
Мне без тебя одиноко в городе и без тебя все валится с рук.
Первый месяц практики в журнале становится адом и перезагрузкой моего понимания работы в целом. Тысячи изображений, сотни сообщений и знакомств. Лица мелькают, меняются, краснеют-бледнеют, я их не запоминаю, киваю, что-то отвечаю. Каждый день с учебы лечу на четыре рабочих часа, чтобы в будущем заслужить хотя бы место верстальщика в престижном журнале. Просто тружусь и не обращаю внимания на дергающихся в предпраздничных судорогах работников.
Нужно было за испытательный срок вникнуть в работу и не оплошать, а для этого у меня остается слишком мало времени. Еще приходится с учебой совмещать. Оказалось, все, что нам рассказывали на лентах, было довольно отдаленно схоже с реальностью. И училась заново, и практиковалась в придачу.
Родители осенью купили мне однушку, как подарок и билет во взрослую жизнь. Не знали они насколько близки к правде. В ноябре я частично вещи перевезла, но еще не все обустроила. Хотела ремонт косметический сделать, потому и оставалась жить у родителей. Поворотным днем стало первое декабря…
Он приходит первый раз и обнаженный замирает у моей постели. Сон же… Я позволяю ему любоваться и сама разглядываю крепкое тело, но не могу отпечатать его образ в памяти: будто дым, касаешься его, и он расходится в стороны и растворяется в воздухе.
Я смущаюсь, потому что для меня это впервые. Думаете, до этого мне не снились эротические сны? Еще как снились. Но они были туманными, неразборчивыми, после них я просыпалась разбитая, с синяками под глазами и пучком колючек в паху, потому что оргазм не снимал напряжение, не наступал, как я не старалась отпустить себя. Без толку. Не освобождалась энергия. Впервые случился у меня секс во сне, и был он реальней всего на свете.
От мужчины искрит, будто он состоит из молний. Я слышу его тонкий запах, но не знаю ему названия, я чувствую, будто наяву. Только разглядеть лицо гостя не получается, но я и не беспокоюсь об этом. Это же морок. Просто сладкий сон.
— Ярина… нежная, моя… — шепчет мужчина и, притянув к себе, стаскивает белоснежную рубашку с моего разгоряченного тела. — Не бойся. Не дрожи. Не плачь. Я буду охранять тебя, буду беречь.
— Я не боюсь и не плачу, — говорю, а сама качаюсь от трепета, как последний осенний лист. Как приятно в его руках, словно в облаках.
Где-то куранты бьют, гость усмехается, в золотых глазах дрожит восторг и радость. Что он там заметил, на моем лице?
— Ты будешь ждать меня завтра? — шепчет, изучая угол моего плеча, срываясь на талию и поднимаясь к груди. Я задерживаю дыхание. Еще никто не касался меня так… по-особенному.
— Буду, — наивно отвечаю я. — Кто ты?
Лукавые глаза с золотым блеском оказываются ближе, ниже… Шершавый язык касается оголенной кожи. Нежный укус выстреливает колючками куда-то под лопатки, я непроизвольно выгибаюсь, но не падаю — крепкие руки держат меня и тянут назад. Для меня ощущения новые, неизведанные, не могу сдержать стон и хрип.
Мужчина не останавливается, шарит ладонями по животу, комкает соски и нежно выкручивает их, и быстро поднимается выше. Я в предвкушении закусываю губу и замираю.
— У тебя ведь никого не было?
— Ты первый, — шепчу и прикрываю глаза.
Мужчина на миг отстраняется, и на голую кожу опускается декабрьская прохлада, а горячая рука оказывается у меня между ног. Лишь миг сопротивляюсь, но потом раскрываюсь для него и принимаю ласки. Тягучие, как патока, и сладкие, как майский мед. Не сдерживаюсь и выгибаюсь, с каждым движением выше и выше, будто взлетаю.
Жарко. Мокро. Меня переполняют эмоции, по венам мчится кипяток, и я не знаю еще, что скоро он превратится в яд.
Его губы оказываются на моем лице. Они спешат, изучают каждый изгиб, кружат вокруг рта, но не целуют. Мечусь в попытке их догнать и притянуть к себе, но мой любовник прижимает меня властно к кровати. Я повинуюсь и даже не сопротивляюсь, когда он запрокидывает мои руки за голову и стискивает своей ладонью. Вторая сжимает подбородок. Большой палец цепляет нижнюю губу, отчего я выдыхаю скопившийся жар. Мужчина рычит, наклоняется и влетает языком мне в рот, выбивая воздух. Неистово треплет мои губы, мнет грудь и, отпуская мои руки, направляется ближе.
Он горячий и каменный. Тело отзывается непривычным томлением, раскрываясь ему навстречу еще больше. И когда он толкается, я чувствую слабое жжение и тупую боль. Вместе с букетом эмоций и лавиной адреналина приходит первый в моей жизни оргазм.
Лопаются струны вожделения, и я взрываюсь сладостным криком. Бесстыдным и свободным. А когда надо мной вдруг появляется испуганное лицо мамы, я понимаю, что побывала в реалистичной иллюзии и хочу туда вернуться.
8
Я не плачу: нет. Показалось. Это дождь или влага росы.
Видишь, следом за мною прокралось счастье. Ты его не проси за меня. Не нужно, мне хватит и так.
Только пусто опять на душе, и преследует мысль, что пустяк творю. Но менять что-то поздно уже.
Вывеска «Тайное желание» привлекает взгляд. На фоне сизого небе она горит алым. По букве «Т», обмотанной разноцветной гирляндой, лампочки выплясывают ритмичный танец. Неон синего цвета подчеркивает основу, отчего кажется, что пластик парит в воздухе. А ниже, за стеклом, отчетливо видна наряженная елка, балерины на ниточках, снежинки на стенах, и слышна, звенящая колокольчиками, музыка.
Возле входа никого нет. В моей душе такой водоворот, что я вынуждена притормозить и схватиться за обледенелую колонну. Колючий воздух врывается в легкие и холодит сердце.
Новогодний шарм раньше радовал меня, а сейчас до глубины души я его ненавижу. Запах хвои, пластиковых игрушек, новой одежды и терпких мандарин. Там, за стеклом, горят праздничные огни, и я уже готова сбежать. Подальше от приторно- ванильных поздравлений, натянутых неискренних улыбок и однотипных пожеланий: «всех благ в Новом году».
Был бы здесь Вовка, он бы подбодрил, пнул ласково и потащил бы внутрь, но его нет, и нужно просто идти дальше. После того, как в ноябре, когда мы перетаскивали в квартиру мои вещи, он припечатал меня в коридоре к стене и украл поцелуй, я пытаюсь вычеркнуть друга из своей жизни. Он видел, что я почти сорвалась, понимал, как дорого для меня оставаться верной Призраку. Вова единственный знал, как я мечтаю найти любимого, но… Смеялся. Он тогда так роскошно смеялся, что я едва на ногах устояла. Говорил, что я больная — я и не отрицала. Шипел, что я монашкой останусь из-за бредовых снов, и он не хочет соглашаться…
— Какое тебе дело до меня?! — кричу, отступая. — Ты женат! У тебя ребенок скоро родится! Одумайся.
— Плевать! — он огрызается, и в серых глазах просыпается незнакомый мне человек: злой и сумасшедший. — Я никогда ее не любил, потому что тебя ждал. Думал, что шесть лет достаточно для проверки чувств, а оказалось, что нет.
