Девка послушалась. Расставила порочно худенькие ноги, тонкие лодыжки оказались на расстоянии вытянутой руки. Иллюзорно близко, но так далеко от меня. Ну шваль же, что с нее взять? Раскрылась, представив моему взору напряженный бугорок клитора и узкую щель. И пусть соврет, что ее эти игры не возбуждают! Не по-ве-рю.
Удивляло только то, что за пару лет слежки, я ее ни с кем не видел. Никто ее не провожал, никто не бегал, не носил цветы, не водил в кино или театр. Всегда одна. Домой никого не пускала, в кафе или рестораны ходила, только если была деловая встреча. На работе держалась стервозно, отшивала мужчин по первому признаку ухаживания.
Что-то с ней не так. Я давно это осознал.
Афина поерзала, от этого камера выхватила ее вспотевший лоб и пряди влажных волос. Она больна. Почти сломана. Может, остановиться? Дать ей еще времени прийти в себя?
Нет, сука. Нет. Она меня не разжалобит своим видом. Пусть скажет спасибо, что у меня еще остались силы ее не убить.
Глядя в испуганные глаза цвета бездонного неба, на приоткрытый чувственный рот, в который хотелось вторгнуться, на дрожащие тонкие ухоженные пальчики, что опустились к средоточию порока, я едва дышал. Воздух в легких булькал и не хотел выходить наружу. Он будто нырял в меня, проникал сквозь грудную клетку, раздвигал ребра и давил вниз, на пах, наливая член. Я был голоден, возбужден, отравлен, но месть не давала расслабиться, толкала на следующий шаг.
– Погладь себя, – выждал паузу, пока она секунду медлила, а потом заработала кончиками пальцев. – Нет. Ты спешишь. Медленн-е-е… Откинь голову назад и слушай меня, – я продолжал говорить в телефон. Звук на ноуте не включал, потому что там она услышит мой настоящий голос.
Тая выстрелила яростным взглядом в камеру, а потом внезапно потухла, будто девушка вырубила эмоции, и глаза отрешенно уставились в одну точку, но Афина-таки сделала то, что я велел – подалась назад и выставила небольшую грудь вверх. Такие вишенки-сосочки, как кнопочки, как… Она даже плоская, как я люблю. Такая, как люблю. И ненавижу.
– Расслабь ноги, – говорить было все труднее. Я перевозбуждался, крыша тряслась и норовила меня раздавить. Я откинулся на спинку стула и прикрыл на миг веки, потер уставшие глаза. – Ты напряжена. Включи громкую связь и отложи мобильный на стол. Освободи руки.
Тая прошипела какой-то мат, я ничего не расслышал из-за помех на линии, или сердце бабахнуло в грудь так, что оглушило – не важно. Девушка все-таки подалась вперед и бросила телефон на столешницу.
– Easier... – прошипел я на нее грозно. – Спокойней.
Говорить, глядя на нее через мегабайты цифрового пространства, но осознавать, что там не запись, а она настоящая, оказалось тяжело. Я не ожидал такой резкой реакции от себя, потому замялся, разглядывая, впитывая ее контуры, считая родинки, желая прикоснуться, глотая комок горечи и сдерживаясь, чтобы не опустить кулак и не разрядиться в экран. Никогда на нее не дрочил, она этого не достойна.
– Проведи одним пальцем по губам, а потом погрузи в себя палец на одну фалангу.
Она задышала чаще, укусила сильнее губу, но снова послушалась. Когда толкала в себя палец, я скрипел зубами – это, блядь, сводило с ума.
– Выгни немного спину, – совсем сипло сказал я и снова закрыл глаза. – Вторую руку положи себе на грудь, сожми сосок. Сделай себе больно. Сильнее. Еще! Возьми его в рот. Палец. Пососи.
Она колебалась, смотрела в мои глаза, будто видит насквозь, но все-таки выполнила и следующий приказ, продолжая молчать, только через ноздри вылетал шумный воздух, а язычок скользнул по светлой коже, и губки захватили целиком палец. Я не удержался, расстегнул ширинку и взял в руку каменный ствол. Испытал жуткую боль от прикосновения, но еще большую от осознания, что проигрываю бой с самим собой. Яйца звенели, поясницу перемкнуло. Я едва сдерживался от бесконтрольного семяизвержения.
– Поменяй руки, – приказал я резко. Девушка дернулась, но тут же послушалась. Будто была в прострации. Напрягало, что молчит, а с другой стороны слышать ее голос – в стократ мучительней, чем видеть, как она себя ласкает.
– Глубже вонзайся. Да-а-а… Теперь двумя пальцами, а второй рукой сомни грудь. До сильной боли. Выкрути сосок, потри его о ладонь.
Афина, послушно повторяя за моими словами, выдавила сдавленный стон и откинулась на спинку дивана. Задрожала сильнее, почти сползая с дивана.
– А теперь наращивай темп. Ласкай себя активней. Погружай палец глубже, насколько сможешь. Нет, ноги держи разведенными! Еще шире! Вот та-а-а-к. Опусти вторую руку, зажми между пальцами клитор. Сдави. Чаще, еще чаще, еще! Толкай! Сильней-сильней! Давай же! Течешь, подлая сука...
Я уже не сдерживался, гладил себя по длинне и откровенно готов был излиться, двигая ритмично кулаком, но оставался на кончике безумия.
– Афина, ты должна кончить, – проговорил еще ниже. – Я хочу это видеть.
Она замотала головой, но не подняла ее. Смотрела в потолок и продолжала механически вталкиваться в свою норку пальцами, второй рукой поглаживать-покручивать возбужденный бугорок.
Это было так остро, так неприлично, что можно было подумать, что мы – настоящие любовники, временно разъехались по разным городам и просто соскучились. Как же все жестоко наоборот! Я слишком близко, я так близко, что могу встать и прийти к ней хоть сейчас. Втолкнуться в нее, разжарить так, что она будет кричать от наслаждения. Я хочу, чтобы стерва корчилась в муках, а сам корчусь. Скотина… Как же я тебя ненавижу.
– Будешь тереть себя, пока не взорвешься, – зарычал я, видя, что она ничего не испытывает на выходе, не дрожит, не пульсирует. Будто фригидная и не умеет достичь пика. Возбуждается, но ходит по околицам оргазма. – Еще! Активней. Глубже! Кончишь, я отключусь сразу. Слово даю. Посмеешь остановиться, отправлю видео твоей подружке, а сам приеду и выебу тебя. Поверь, ты никому не нужна, никто тебя от меня не защитит.
Она подобралась, задышала еще глубже, прикрыла глаза. Я видел, как щеки наливаются краской, как губы распахиваются, как девушка сдерживает почти истеричные вопли. Тая пытается расслабиться, но ничего не выходит, не выстреливает, не может довести себя. Что с ней?
Моя ладонь ходила вверх-вниз, заставляя меня скрипеть зубами, но я выдержу сколько угодно, не сломаюсь, а вот почему Афина не избавит себя от моего общества – оставалось загадкой. Почему не кончит? Тянет удовольствие или…
Заметил на ее щеках блеск. Плачет? Страдалицу из себя корчит? Вот же коварная тварь!
Я сжал пальцы, останавливая накатившую волну экстаза, и жестко сказал:
– Под диваном для тебя подарок. Быстро взяла.
Отступление 3
Спрятав потухший взгляд, Афина покорно потянулась за пакетом, заглянула в него и порывисто выдохнула.
– Розовый пойдет, – ответил я на ее вопросительно изогнутые брови. – Бери, не кривись. И смазку.
