– Но на что мне жить? – зябко потерла плечи, поймав похотливый взгляд Коши. В полутьме машины его глаза казались безумными. Как же плохо оставаться одной в целом мире. Нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего.
– Есть вариант, Афина, – Коша смял желтыми зубами край сигареты, а грубую ладонь положил мне на бедро, зацепил пальцами юбку и добрался в секунду до трусов. Я неосознанно ударила его. Так сильно, что моя рука вспыхнула от боли. Коша с размаху влепил пощечину, отчего перед глазами все поплыло, а с носа побежала горячая юшка.
– Строптивая, ты гля. Хочешь бабла, соси, тварь! Не хочешь мне, продам тебя подороже. Руки распускает, стерва ободранная. Я ее приютил, заработок достойный дал, пылинки сдувал, а она вон как! Ну ты...
– Пошел нахрен, Коша! Я не подписывалась на такое, мы договаривались, что ты меня не тронешь.
– А мне посрать. Хочу тебе всадить, сучечка. Ты уже совершеннолетняя, чего ломаешься? Хранишь себя для принца заморского? Мечтай больше! На улице останешься, кому ты дряхлая и вонючая нужна будешь. Ноги раздвинь, заработаешь больше, чем за эти мелкие махинации с богачами. Намного больше! Хочешь тебя аравийскому шейху отправлю в подарок? Миллионершей приедешь.
– Нет, – отсекла я.
Потеря тети Юли все еще выламывала меня, делала слабой. Я едва отошла от похорон, а теперь еще и Коша ведет себя, как ублюдок.
Мы с тетей боролись за ее жизнь больше года. Я копила деньги на лечение, а умерла она не от болезни, а травмы. Ирония всей моей жизни. Все к чему я прикасалась, разрушалось, ломалось, портилось. Ис-че-за-ло.
Чтобы оплатить операцию, я впахивала на нескольких работах. По ночам писала курсовые и рефераты, по утрам, еле передвигаясь от недосыпа, убирала офисы. Я ничего не успевала: ни есть, ни толком привести себя в порядок. Взяла академ в универе. Зачем мне учиться, если самый близкий человек умирает? А потом в супермаркете, где я подрабатывала на складе, посчитали недостачу и все списали на меня. Я же неправильная – сирота, значит, украла. Смысла доказывать свою невиновность не было – у меня забрали всю зарплату за последний месяц и оштрафовали, а когда я отказалась выплачивать – выгнали.
Когда я разбитая и изможденная возвращалась домой, меня и нашел Коша. Он предложил хорошие деньги, и я согласилась. Не знаю, что дернуло, просто не было выхода. Первые несколько десятков тысяч за банальный маскарад перед пузатым мужичком с лысиной и носом-картошкой позволили мне купить нужные лекарства для тети и еду. Все казалось на первый взгляд просто: я переодевалась, красилась под девочку легкого поведения и потом приносила отснятый материал Коше.
Проблемы начались, когда ко мне стали по-настоящему приставать. Особенно противно было их целовать, мне неделями потом тошнило от одной мысли. Не все мужчины были «проще-простого», как говорил Коша, некоторые сверкали голодными глазами, будто жены держали их на голодном пайке. Извращенцы! Таких не жалко было и шантажировать. У них было все: деньги, виллы, бабы, а они лапали меня во время уборки и задирали юбку. Это было так противно и унизительно, но я держалась ради тети Юли.
Но одного мне стало жалко. Когда я вошла в их дом, услышала плач грудного ребенка, а потом долго и пронзительно кричала женщина. Наверное, ее крик я никогда не забуду. Сердце в груди застывало камнем.
Когда объект выскочил в холл, всклокоченный, раздраженный, возбужденный, он побежал на второй этаж, даже не глянув на меня. И потом я крутилась-вертелась около него весь день, делая вид, что убираю, а он просто пялился в стакан своего пойла и пошатывался на стуле. Будто живая статуя.
Но я все равно его отработала. На такие случаи у меня были таблетки. Когда мужчина вышел в уборную, я бросила пилюлю в бутылку горячительного, и все получилось.
Когда одевалась, чтобы уйти, заметила несколько фото на стене спальни. Счастливая пара. Он – уточненный парень, худощавый с длинным пальцами и голубыми глазами. Волосы короткие, но стрижка модельная и дорогая, я уже тогда знала разницу. А девушка с пышными каштановыми волосами до плеч и глазами, будто растопленный янтарь. На другой фотке хозяин дома обнимал за плечи другого мужчину, неуловимо похожего на него, но с россыпью родинок на лице и черными-черными глазами. Было еще фото, где хозяин дома держал на руках очень крошечного ребенка, месяц-два от роду, не больше, но в глазах на последнем снимке у мужчины случился какой-то слом, будто они потухли.
Когда вернулась домой с этого заказа, дверь в квартиру, где мы жили с тетей Юлей, была приоткрыта. Я забежала внутрь и нашла убитую женщину, кто-то сильно ударил ее по затылку, а деньги, что я откладывала на лечение, пропали.
Мне некому было звонить, потому я попросила помощи у Коши. Он даже помог мне с похоронами, а потом...
– Афина, да что там сложного? Глаза закроешь, представишь море, теплый песок, делов-то. Драматизируешь на ровном месте, было бы что хранить.
– Отдай мне за последний заказ, и я больше не работаю.
– Э… нет. Спрыгнуть не получится, шавка, – оскалился мудак. Выплюнул сигарету в окно. Вонь в салоне была жуткая, хотелось вывернуть содержимое желудка, жаль, что он был пуст уже второй день.
У меня перехватило дыхание. Я сама попалась на эту удочку. Осталась без ничего. Тетя Юля была одинокой женщиной, все говорила, что перепишет на меня квартиру, но так и откладывала, а я не напоминала. Мне было неудобно, неловко, а теперь неудобно спать на улице.
Но я жила с женщиной, потому что ценила ее и любила, а не ради квартиры.
– Неблагодарная, – прошипел Коша, отодвинул резко кресло, пузо булькнуло и повернулось ко мне, а потом мужчина неожиданно дернул меня за волосы и наклонил. – Давай же! Строишь из себя целку. И попробуй укусить, шваль, убью на месте.
Я задрожала, захлебывалась словами о пощаде, терпела боль и жмурилась, чтобы не видеть, что у него там выпрыгнуло из штанов.
– Или в рот бери, Афина, или я разнесу по городу и сети все твои похождения, – повернул меня, все еще держа за волосы, приоткрыл бардачок и вытащил папку. – Здесь все досье, во всех ракурсах, шалава.
– Отпусти, – слабо пискнула я, когда на голове уже не осталось живого места. Все горело, казалось, что кожу срезали ножом и посыпали рану солью. – Я все сделаю, – сглотнула, и когда рука Коши дрогнула и послабила хватку, я вложила в удар локтем все силу. Нос твари хрустнул, по моей руке промчалась стрела боли. Урод закричал, как коршун, а я, вылетела наружу, выбив ногой дверь. Это было безумие. Жестокое, пахнущее ванильным летом со вкусом слез и пыли. Я споткнулась несколько раз, сбила колени, содрала ладони, поползла от машины на карачках, потом встала и еще пробежала, пока в спину не прилетела горячая волна. Я рухнула в траву, рассекла сломанной веткой куртку и проткнула остряком грудь. Вот почему эта палка сердце не прошила, а лишь оставила шрам на всю жизнь?
Стало жарко, душно и тихо. Я приподнялась и, неосознанно дернув ветку из раны, отшвырнула ее, а потом упала снова. Когда приехала полиция, я смогла отползти в сторону, а потом скатиться по склону и спрятаться в кустах. Хорошо, что было тепло, и я не замерзла на земле.
