– Не главный. Олег Георгиевич, вы этого Кузю давно знаете?
– С детства. Мы в одной школе учились, на соседних партах сидели.
– И вы все равно его сейчас прессанули, причем жестко. Вам после этого не… э-э-э…
– Нет, – ответил ему Ровнин. – Ни капли не стыдно. Коля, понимаешь, в отделе нельзя работать как в обычной конторе, с девяти до шести. Ты либо весь его, либо в один прекрасный день не сможешь найти наш двор. Даже с помощью навигатора не сможешь. У нас есть долг, и мы будем следовать ему, невзирая ни на какие личные привязанности и симпатии. Мы – пограничники, если угодно, и потому должны охранять границу между двумя мирами всеми доступными средствами. Мы не можем отступить без приказа, а его нам никто никогда не отдаст. Я знаю, что сейчас ты думаешь о том, что не все средства хороши, что есть принцип меньшего зла, но это все слова. А картина, которая убивает, – реальность. И мастер, который сможет сделать другие такие картины, – тоже. И эти картины могут отправиться гулять по городу, а то и по миру, делая то единственное, что в них заложили. Они станут убивать. И если ради того, чтобы порвать эту цепочку, мне придется нравственно сломать друга детства – я это сделаю. Точнее – уже сделал. Потому что это мой долг, это моя служба. И тебе придется научиться этой науке, Коля, если ты собираешься оставаться одним из нас.
Всю дорогу до Филей, где обосновался ученик Шампольского, Коля молчал, раздумывая над словами Ровнина, и чем дальше, тем больше понимал его правоту. Да, с точки зрения обычного человека это все выглядело не сильно красиво, но если взвесить все «за» и «против», то правым оказывался именно Олег Георгиевич.
Дверь в квартиру художника, которого, если верить Кузе, звали Юрием, оказалась открытой. Просто когда он не открыл после шестого звонка, Коля врезал по ней кулаком, а та возьми и распахнись.
– Любопытно, – заметил его начальник и первым шагнул в квартиру.
Юрий был мертв и таращился выжжеными глазницами на белый потолок.
– Тоже вариант, – сказал Коле Ровнин. – Решил, что так проще. Ну оно и к лучшему, как для него, так и для нас. Не надо теперь голову ломать, что с ним делать и куда определять.
– То есть – проще? – уточнил парень.
– Как видно, он осознал, что сотворил, и потому решил на себя руки наложить. – Начальник отдела мотнул подбородком в сторону картины, стоящей на подрамнике напротив старого кресла, в котором расположился мертвец. – Вешаться или вены резать страшновато, он выбрал самый простой вариант. А может, водка свое дело сделала. Решил этот бедолага, что картина своего творца помилует, и сыграл с ней в гляделки. А ей ведь все равно, кто там, с той стороны находится. Ладно, постой здесь, пойду тару поищу, надо закончить начатое.
Он вышел из комнаты, а Коля тем временем подошел к окну и распахнул форточку, поскольку очень уж тяжелый запах в комнате стоял. И как-то так получилось, что его взгляд упал на девушку с белыми цветками, которая была изображена на пресловутой картине.
Выглядела она строгой, не сказать – сердитой, светлая челка спадала на высокий лоб, а голубые глаза, казалось, осуждали поступок молодого человека, словно ей не нравилось, что тот здесь хозяйничает. Впрочем, мгновением позже уголки губ шевельнулись, обозначая улыбку, а на щеках появились ямочки.
– Коля! – щеку словно огнем обожгло. – Не смотри на нее!
С Нифонтова в тот же миг словно обволакивающая пелена какая-то слетела, а когда его начальник повернул картину лицом к стене, он сообразил, какую глупость только что чуть не сотворил.
– Этот, пожалуй, и в самом деле поталантливее наставника был, – заметил Ровнин, с жалостью глядя на тело художника. – Вот только распорядиться своим даром с умом не смог, что очень печально.
Щелкнуло лезвие карманного ножа, затрещал холст, который Олег Георгиевич сначала вырезал из рамы, а после, скомкав, запихнул в металлическое ведро.
– Коля, глянь, вон там у стены картины стоят. Не те ли, что из квартиры коллекционера пропали?
– Так я понятия не имею, как они выглядели, – опешил Нифонтов.
– Плохо, – пожурил его Ровнин. – Русская живописная школа одна из лучших в мире, надо ее знать. В следующие выходные отведу тебя и Мезенцеву в Третьяковку. Покажи мне хоть бы вон ту, крайнюю. Ну да, это точно Брюллов.
Он чиркнул зажигалкой, поднес ее к краю холста, тот мигом занялся пламенем. Следом за этим Ровнин достал телефон и набрал чей-то номер.
– Никитин? Еще раз добрый день, это Ровнин. Я тебе сейчас адрес пришлю, подъезжай на него. Нашли мы и злодея, и пропавшие картины. Какие шутки, Петр Николаевич? Нашли. Правда, он не сильно живой, но это ведь не столь и важно, верно? Особенно если учесть, что речь идет о сироте, которого никто не хватится. Главное – пропавшие картины здесь, так что ты, считай, кражу по горячим следам раскрыл, и тем самым отменную «палку» срубил. Почему не хочу ее на себя записать? Считай, что так я с тобой за позапрошлогоднюю историю рассчитался. Мы там были ни при чем, но все равно на душе как-то муторно. А ведь я тебе точно не враг, Никитин. Одно дело делаем, потому лучше нам снова дружить, согласен? И я готов сделать первый шаг навстречу.
Глава седьмая
«Шат-Ур» (начало)
– И спрашивать про то, почему опять куда-то надо ехать именно мне, бессмысленно?
Коля не мог не задать этот вопрос, хоть прозвучал он применительно к данной ситуации, пожалуй, не слишком корректно. Если шеф сказал – надо ехать, значит, надо, и обсуждать здесь нечего.
Вот только приказ, который Нифонтову отдал Ровнин, перечеркивал накрест все планы, которые у парня имелись на ближайшие два дня, что, разумеется, не настроило его на радужный лад.
А собирался он завтра с утра пораньше загрузиться в электричку, что отходит с Белорусского вокзала, домчаться на ней до маленькой платформы, не имеющей даже звучного названия, и добраться-таки до заветной деревеньки, затерянной пусть не в глухих, но все же довольно таки мрачных лесах Подмосковья. Добраться и поставить все точки над «i», потому что надоела ему вся эта чехарда с редкими тайными встречами и выматывающими снами. Людмила боится своих старших коллег по ковену? Это ее дело. А он, Николай Нифонтов, особого страха перед ними не испытывает, поскольку уже хорошо усвоил, что ведьмы умирают точно так же, как обычные люди, разве что убить их чуть сложнее. Но если поднапрячься и попросить коллег о помощи, то все выполнимо. И все же сначала он собирался поговорить с главой ковена на предмет того, что на дворе двадцать первый век, и на некоторые вещи кое-кому пора смотреть шире. Нож – хороший аргумент, но начинать все же надо со слов.
И – на тебе, получите и распишитесь, навалилась новая напасть.
– Естественно, – привычно дружелюбно отозвался Ровнин.
– Олег Георгиевич, я, пожалуй, в этот раз поддержу коллегу, – сообщил начальнику отдела Пал Палыч, которого на пару с Колей посылали к черту на рога. – Мы-то там на кой нужны? Есть МЧС, есть местные службы, волонтеры, наконец. Вот пусть бы они этих недотеп и искали, как положено в таких случаях. Но, повторюсь, при чем здесь мы?
