Аджин опрокинул в рот очередную пиалу горящей синим огнем водки и показал ему руку с растопыренными пальцами.
– Однако, – усмехнулся Ленц.
– Инфляция, – пророкотал Абрагим и рыгнул сгустком огня.
Что речь шла не о рублях, Коля понял чуть позже, когда вурдалак протянул хозяину шаурмячной пять пестрых евробумажек. Судя по всему, отдельные пункты российского законодательства о расчетах наличными деньгами дети Ночи сочли для себя не слишком действенными.
– Павэ, держи. – Абрагим протянул Михееву массивный сверток. – Тут сулугуни, щербет, маамуль, еще кое-что. На здоровье! И скажи Виктории, что раньше или позже сердце перестанет тосковать, и в него снова войдет любовь. Может, она будет не такой, как та, что ушла навсегда, но с любовью придет и новая надежда, а это главное. Ты знаешь, я никогда не ошибаюсь.
– Моя семья опечалилась, узнав о смерти Германа, – заметил Арвид, убирая бумажник в карман своего длиннополого пиджака. – И это на самом деле так.
Коля недоверчиво на него посмотрел.
– Ну а вы как думали, молодой человек? – сурово сверкнул глазами вурдалак. – Никто из вас не является нашим другом, но гибель настоящего, честного и сильного противника – это всегда горе. А когда уходит один из тех, кто стоит на границе между мирами, то про это быстро узнают все. Знали бы вы, что творилось в ночной Москве, когда погиб господин Францев. Замоскворецкие ведьмы, помнится, даже награду назначили за любые вести о тех, кто его убил, так чтили вашего коллегу. Да и я сам бы этих негодяев осушил до донышка, плюнув на любые последствия. А почему? Потому что настоящий враг всегда ближе, чем самый лучший друг. Он тебя никогда не предаст.
Коля вспомнил то, что ему днем говорил Михеев, и бросил быстрый взгляд на Абрагима, но тот безмятежно смотрел на Луну, большую и круглую.
Сверкнув фарами, к шаурмячной подкатила машина, причем не абы какая, а «бентли».
– Теперь мне ясно, отчего у вас вечно денег не хватает, – рассмеялся Пал Палыч. – Арвид, можно было бы что-то попроще прикупить.
– Я накатался на повозках и телегах в прошлом, теперь мне хочется комфорта, – немного сварливо парировал его слова вурдалак. – Имею право!
– Кто бы спорил, – согласился с ним Михеев. – Коль, забирайся в салон, не тупи. Сказано же – мы опаздываем.
– Ни разу в «бентли» не катался, – сообщил аджину Нифонтов. – Определенно, вечер задался!
– Вечер да, – хлопнул его по плечу Абрагим. – Но за ним идет ночь, а она летом хоть и коротка, но темна. Желаю тебе дожить до рассвета! Павэ, сверток назад убери, а то сладости помнутся, и Вика-ханум плохо про меня подумает.
То ли по причине вечернего времени и буднего дня, то ли потому, что все уступали дорогу массивному и дорогому автомобилю, в пробках странная компания, состоящая из сотрудников отдела и вурдалаков, не стояла совершенно, и потому довольно быстро добралась до Останкино. Даже запас времени остался, именно поэтому машина еще минут двадцать стояла с выключенными фарами в небольшом переулке. Не хотел Ленц приезжать раньше положенного, сказав, что это может быть расценено как нетерпение, или, того хуже, суетливость, а оные для его оппонента станут косвенным доказательством виновности.
Коле все это казалось если не бредом, то несуразностью, но спорить смысла не было никакого. Его бы все равно никто не стал слушать.
В результате Ленц с сопровождающими приехал на встречу минута в минуту, даже при том, что какое-то время автомобиль все же покрутился по однообразным дорожкам останкинского парка. Коля было даже подумал, что все, они опоздали, но нет – машина остановилась на аллее, неподалеку от поляны, которая была хорошо видна в свете луны за раскидистыми дубами.
– Местечко, конечно, выбрано то еще. Я всегда знал, что у Ростогцева с головой проблемы, – поморщился Пал Палыч, когда они добрались до нее, а после громко крикнул: – Князь, ты ничего лучше, чем назначать встречу именно тут, придумать не мог?
Коля не сразу понял, к кому он обращается, а после заметил несколько темных фигур на противоположной стороне поляны.
– Михеев, это ты? – удивленно отозвалась одна из них. – Вот не ждал. Что, Арвид, решил пустить в ход тяжелую артиллерию?
– Нет, – звучно гаркнул Ленц. – Мне хочется выяснить правду, а без третьей силы, которая удержит нас от бессмысленной в данном случае свары, здесь не обойтись.
– Правда проста – ты желаешь навлечь на мою семью неприятности, – в голосе князя, скрытого ночью от Коли, проскочили визгливые нотки. – Три трупа в моем доме. Три! И это твоих рук дело. Причем присутствие сыскного дьяка это только подтверждает!
– Я… – начал было отвечать оппоненту Арвид, но тут же смолк, поскольку Михеев вынул из наплечной кобуры свой пистолет и выстрелил в воздух. У Коли, стоящего рядом, даже уши заложило, так громко прозвучал этот звук в ночной тиши.
– Замолчали оба! – рявкнул оперативник, убирая пистолет обратно в кобуру. – Еще раз, Ростогцев – ты с какого перепуга нас именно сюда притащил? Тебе мало тех напастей, что уже есть? Добавки желаешь? Так скоро ты ее получишь. Вон гляди, нас уже учуяли.
И верно – невесть откуда, из-под земли, из-под небольших камней полянку начали затягивать тонкие-тонкие, почти невесомые нити тумана, которым, по сути, взяться было неоткуда. Для утренней раннелетней дымки – рановато. Ну а вечер жаркого дня и вовсе тумана не предполагал.
– А что это за место? – не удержался от вопроса Коля, завороженно глядя на происходящее.
– Это? – Пал Палыч обвел рукой поляну. – Кладбище для самоубийц. Вернее – оно тут когда-то находилось, теперь здесь просто парк. Но тем, кто лежит в земле, на «теперь» плевать, это их дом, независимо от того, как его живущие наверху называют. И они уже учуяли злобу и ненависть.
– Значит, сейчас и Хозяин сюда припрется? – Коля поежился. – Мне тетя Паша рассказывала, что у каждого кладбища есть свой Хозяин, и они сильно непростые сущности.
– О да, – подтвердил Ленц и тоже поежился. С учетом того, что вурдалак не ощущал холода, это говорило о многом. – Очень непростые.
– Нет здесь никакого Хозяина, – рявкнул Пал Палыч. – И не было никогда. Говорю же – кладбище для самоубийц, откуда тут ему взяться? Лежащих здесь прокляли и Жизнь, и Смерть, потому они никому не нужны. Ладно этот недоросль, который по молодости лет ничего не знает, но ты-то, Ленц, куда? Эй, Ростогцев! Если хочешь, чтобы эти души тебя начали иссушать, – твое дело, а мы уходим на аллеи, туда, где они нас не достанут. Хочешь говорить – приходи. Не хочешь – ждем десять минут и уезжаем, но сразу предупрежу – выглядеть это будет не сильно красиво. И в случае чего позиция Арвида, который обратился ко мне с просьбой о защите его чести и достоинства, будет рассматриваться моей конторой как более выигрышная.
– Я не просил защиты, – процедил Ленц.
– Да? – удивленно-дурашливо уставился на него Михеев. – Ну немного не так сформулировал, бывает. А ну брысь!
