Тело женщины было слишком велико для этой комнаты, поэтому ее положили по диагонали, головой в угол. Сара пощупала ее горло, прикоснулась к засохшей крови в углах губ и с усилием раскрыла ей рот.
Чарльз присматривал за холлом, изредка оглядываясь в комнату.
– Сара, все часы показывают разное время. Как думаешь, может это какой-то код?
– Думаю, что часы тут просто для красоты.
Он с сомнением крякнул.
– Ну ладно. А что же ее убило?
– Затрудняюсь сказать. Что-то изнутри. Кажется, она чем-то подавилась.
Он содрогнулся от рвотного позыва и прикрыл рот тыльной стороной ладони, так что пальцы болтались, будто щупальца какого-то морского животного.
– Пойдем, – сказала Сара, протиснувшись мимо него.
– Думаешь, мы найдем трупы всех десятерых?
– Может быть, – отозвалась она. – Но скорее девятерых.
Резкий вдох.
– А десятый?
– Вероятно, сбежал. Либо где-то прячется.
Две самые большие двери вывели их из холла в просторную обеденную залу с высоким потолком, затянутым паутиной по углам. Окна с одной стороны тянулись вверх на три четверти высоты дома, открывая фантастический вид на бурлящее, бешеное море. Войдя в залу, они закрыли за собой двери, и Чарльз на скорую руку соорудил возле них баррикаду из сервировочного столика и стула.
В комнате царил беспорядок. Стол был накрыт для обильной трапезы, начатой, но так и не законченной. Едоки даже не добрались до десерта: весь стол был уставлен тарелками с недоеденным горячим, остатки соусов на них засохли пыльными и растрескавшимися полумесяцами, будто струпья от одной весьма неприятной болезни. Чарльз пересчитал их. Восемь персон. То есть все гости минус двое слуг. Восемь стульев были выдвинуты из-за стола: некоторые аккуратно, какие-то в спешке. Два из них были опрокинуты.
– За ужином разразился спор, – предположил Чарльз и поскреб пятно крови или скорее соуса на скатерти.
– Видимо, что-то приключилось со слугами, – сказала Сара, – раз всю эту грязь не прибрали. – «Их сбросили со скалы», – подумалось ей.
Она изучала нож и вилку: на ней не хватало одного зубца, на месте которого была аккуратная лунка. Она положила вилку и приподняла тарелку. Под ней прятался белый квадратик картона.
На одной из его сторон было напечатано краткое сообщение. Сара зачитала его вслух:
– Миссис Аннабел Ричардс, учительница, обвиняется в получении сексуального удовлетворения, которого достигала, мучая маленьких детей.
Чарльза передернуло от выбора слов. На обратной стороне ничего не было.
– Думаю, это она в той комнате с часами, – сказала Сара.
– Почему ты так решила?
– Дети, вот почему. Когда она с каким-то мужчиной шла мимо меня два дня назад, они обсуждали обучение детей. Я так поняла, что он был доктором, а она походила на учительницу.
– Смотри, тут еще одна.
Чарльз поднял со стола дамскую сумочку, под которой лежали закапанная кровью салфетка и белая карточка. Он прочел отпечатанное на ней послание:
– Эндрю Паркер, адвокат, обвиняется в убийстве своей семьи. – Он поднес карточку к свету, но других подсказок на ней не было. – Может, это тот снаружи, затянутый в силки?
– Не знаю. Может быть.
Пока Чарльз, завороженный бесчеловечностью произошедшего, стоял, уставившись на карточку в руке, Сара нашла под столом еще две таких же. На первой значилось: «Ричард Бранч, социалист, обвиняется в доведении старика до смерти». Другая гласила: «Томас Таунсенд, алкоголик, обвиняется в убийстве своей жены».
– Бессмыслица какая-то, – сказал Чарльз, вздыхая. – Загадка только усложняется.
Сара покачала головой.
– Карточки все объясняют. Этих людей пригласили сюда на суд.
– Но зачем они приехали, если им грозило осуждение?
– Предполагаю, что их сюда заманили. Кто-то с искаженным чувством справедливости. Или тот, кто хотел отомстить.
Чарльз охнул.
– То есть это, по-твоему, зал суда?
Он замер, потрясенный этой мыслью, Сара похлопала его по плечу.
– Вроде того, Чарльз. И похоже, что как минимум четверых приговорили к смерти.
Двери в дальнем конце комнаты вели в роскошную гостиную, которая располагалась под прямым углом к обеденной зале и окнами выходила на другую сторону дома. Они были занавешены темно-красными шторами, похожими на жирные мазки крови. Мебель была обращена либо к окнам, в сторону берега, либо смотрела на камин у противоположной стены. На всех предметах была темно-красная обивка – казалось, что по комнате разлили вино.
Центр комнаты был усыпан пеплом, серая сажа тонким полукругом расходилась от камина и покрывала столешницы и подушки. Сара прошла по следу обгоревшего мусора. Она обнаружила шерсть животного и обугленные щепки, рассыпанные по половицам, угольки и несколько мелких обрывков белой карточки. Видимо, одно из обвинений бросили в огонь.
– Посмотри. – Она вынула полено из корзины возле камина и показала его Чарльзу: на одном конце было проделано небольшое углубление, заполненное мелким черным порошком.
Он потрогал его, затем поднес палец к носу.
– Порох. Я этот запах ни с чем не спутаю.
– Кто-то придумал подлый трюк. Несколько минут оно горит как обычно, а потом взрывается. – Сара провела ладонью по ближайшему к камину креслу и ощутила, что из обивки торчит множество деревянных заноз, едва заметных на фоне темной ткани. – Крови тут нет, так что, похоже, никто не пострадал.
– Повезло, что весь дом не сгорел.
– Из чего следует, что эта западня не обязательно предназначалась кому-то конкретному. Кто угодно мог оказаться жертвой, а это означает, что всех их заманили сюда на смерть.
– Тогда кто же был обвинителем?
Она задумалась над вопросом.
– Пойдем дальше.
Небольшая дверь вывела Сару обратно в холл. Она подождала, пока Чарльз глазел в окна гостиной, пытаясь высмотреть их собственный дом. Когда он закончил это занятие, она открыла дверь в следующую комнату.
– Осторожно, – вскрикнул он.
Она шагнула внутрь. Это был кабинет, практически без мебели. Здесь стояли письменный стол и стеллаж со стеклянными дверцами, оба покрытые толстым слоем черной сажи. Сара провела пальцем по столу, оставив полосу в копоти.
Сбоку от стеллажа было небольшое окно, и рядом с ним лежали еще два трупа. Они были сложены небрежной стопкой, как продукты на рынке. Две женщины, молодая и пожилая. Сара четко помнила обеих: два дня назад они прошли мимо, когда она пропалывала клумбу с наперстянкой. Было ясно, что это состоятельная дама и ее компаньонка. Старшая вела себя властно, даже грубовато. Это было понятно по тому, как робко отвечала молодая, односложно со всем соглашаясь, а пожилая продолжала говорить, несмотря на отсутствие интереса у собеседницы.
