«Кстати, ведь Ханна тоже из Венгрии?» – Лайонел задумался, случайно ли это совпадение.
Но были у него, конечно, и другие недоброжелатели. Слишком много, всех не упомнишь.
Всего три недели назад вместе с новым напарником, инспектором Эриком Лораном, он вспоминал свои старые дела. Некоторые успели стать легендарными. Например, дело Отто Маннеринга, выдающегося музейного вора: Лайонел определил профессию, образование и возраст преступника по картинам, которые тот украл. Еще был случай, когда в водохранилище к северу от Лондона нашли тело юноши, разрубленное пополам. Лайонел тогда не просто установил, что это останки двух разных людей, но и показал, что верхняя часть туловища на самом деле принадлежала девушке, но была замаскирована под мужское тело.
– А с чего все началось? – спросил его Лоран. – У тебя было Первое Дело, после которого ты решил стать детективом?
– Да, было. – И Лайонел рассказал историю, которую рассказывал уже сотни раз.
Я был сиротой, говорил он. В сиротском приюте Святого Варфоломея со мной обращались жестоко, и однажды я решился сбежать. Мне было десять лет. Я прошел около восьми миль, дошел до вспаханного поля и на его краю, возле канавы, заметил кучу земли. Она казалась свеженасыпанной. На ней лежала роза и детская игрушка. Я счистил верхний слой земли и увидел лицо мертвой девочки, смотрящее на меня из комьев глины. Это была моя первая встреча со смертью. Я ринулся к ближайшей дороге и еще несколько миль бежал не останавливаясь. Спустя час меня поймали и вернули в приют.
Поскольку у меня и так были неприятности, я никому не сказал, что нашел труп. И только в семнадцать лет, когда я уже покинул приют и жил в Лондоне, одним дождливым воскресным днем я загорелся желанием распутать это дело. Никаких сведений о пропаже ребенка в то время и в том районе не нашлось. Я съездил на день в приют, ненадолго заглянул в комнаты, в которых прошло мое детство, но то самое поле я найти не смог и вернулся в Лондон ни с чем. Конечно, я понимал, что девочку наверняка убили ее же родственники или опекуны и потому не сообщили о ее смерти – это был единственный возможный сценарий, – но я так никогда и не узнал, кто она и почему ее похоронили втайне.
Лоран погладил бороду.
– Интересное дело, – только и сказал он в ответ.
И собеседники сошлись на том, что стоит хоть раз побыть детективом – и тебя затянет как наркотик. В самых таинственных преступлениях – из-за которых не спишь по ночам – оставалась загадкой не личность преступника или его метод, а смысл содеянного. Так и с этой тайной. Мертвое тело на его кровати может значить что угодно, и, пока он не узнает правду, он не найдет покоя.
И только сейчас, думая об этом, он вспомнил о фотографии, которую получил два дня назад.
Он достал конверт, вынул фотографию и положил ее на кухонный стол. Фотография фотографии его самого: молодой и непохожий на себя нынешнего, он выходит из дома и поворачивает налево. Что бы это могло значить? И связана ли фотография с телом на кровати?
«Надо рассуждать логически», – сказал он себе. Если смысл фотографии – зафиксировать тот короткий, ограниченный фрагмент действительности, когда она была создана, то что фиксирует фотография фотографии: тот же фрагмент действительности, тот же отрезок времени? Или это уже комментарий к оригинальному изображению, сатирический или критический? Цель – привлечь внимание к фотографии как к реальному физическому объекту – россыпи серебряных точек в слое желатина, будто кто-то говорит: «Смотри, что я нашел»? Или кто-то сделал фотографию, потому что не знал другого способа сделать копию?
Лайонел закрыл глаза. Эти вопросы уже утомили его. И тело, и фотография казались неразрешимыми загадками, зацепок не хватало, чтобы разгадать хотя бы одну из них. Ему до смерти захотелось раскурить трубку, хотя он бросил курить уже несколько лет назад.
Кто-то хлопнул по столу – он открыл глаза и увидел, что над ним склонился инспектор.
– Просыпайся, Мун. Ты еще не закончил. Ты определил двух подозреваемых, вот и займись ими.
Лайонел ничего не ответил. В этот момент он услышал знакомый звук шагов: кто-то поднимался по лестнице. Это была миссис Хашеми, детектив узнал ее походку. Он так и видел, как она идет: ее рот – выразительный, всегда приоткрытый в улыбке, если только не занят беседой, – разевается, хватая воздух, на каждой ступеньке. Вот она останавливается на площадке второго этажа и закуривает сигарету – и точно: звук шагов смолк, подтверждая его правоту. Он подумал, что, зная ее, сумеет по ее реакции догадаться, вовлечена ли она в преступный сговор: обрадуется она, удивится или забеспокоится, увидев его дома в столь неожиданное время?
– Преподнесу ей сюрприз!
– Вот это правильно! – Гуд хлопнул в ладоши.
Лайонел подкрался к двери и выждал. Когда миссис Хашеми подошла поближе и вот-вот должна была пройти мимо, он высунул голову в дверь и огляделся. Он пытался делать вид, что ждет кого-то. Увидев ее, он вежливо улыбнулся и пожелал ей хорошего дня. Она нахмурилась и пробормотала: «Ох уж эта лестница. Чертова лестница». Никакого беспокойства, настроение хорошее, как всегда.
Лайонел молча кивнул и вернулся в квартиру.
С этим разобрались. Домовладелица ни при чем. Это открытие не удивило его.
– Молодец, Мун, – сказал инспектор Гуд. – А теперь иди и разберись со второй подозреваемой.
Лайонел хотел понаблюдать, как Ханна работает, хотя бы пару минут. Она была девушка робкая, и если уж отдала ключ от его квартиры кому-то постороннему, то не сможет скрыть свое беспокойство, будет постоянно смотреть на часы и оборачиваться при каждом звуке.
Но риск попасться был слишком велик. Так что пришлось прибегнуть к маскировке: он прикрыл свою лысеющую голову париком с ярко-рыжими кудрями и достал с нижней полки шкафа длинный черный плащ. Этого хватит, чтобы остаться неузнанным в темном коридоре, а на большее он и не рассчитывал. Нет ничего более нелепого, часто думал он, чем тщательно замаскированный детектив. Ему становилось неловко при одной мысли об этом.
Он потихоньку прокрался из своей квартиры и встал на верхней лестничной площадке. Было слышно, как внизу по полу елозит мокрая тряпка.
Он осторожно спускался по лестнице, стараясь издавать как можно меньше шума. На середине пути он остановился и пригнул голову: отсюда можно было разглядеть Ханну в конце коридора первого этажа. В руках она держала швабру и, напевая себе под нос, механически возила ею взад и вперед. «Не похоже, что она нервничает и беспокоится». Но с такого расстояния нельзя было сказать наверняка.
Он ринулся вниз по лестнице и на улицу, словно куда-то торопился, и взглянул на нее, пробегая мимо. Но впечатление не изменилось. Она казалась расслабленной и даже не повернула голову при звуке его шагов.
Он почти столкнулся с инспектором Гудом, стоявшим на тротуаре около почтового ящика.
– Она тоже ни при чем, – сказал Лайонел.
