– Это что же… Это как же… Я ведь его честно выторговала в обмен на содействие в продвижении кандидатуры леди Уокер под венец! А выходит…
Он не хотел ничего говорить. Ему нравилось, когда Мари угадывала его мысли. Вот и теперь Максимельян довольно улыбнулся, едва она потрясенно прошептала:
– Ну ты стратег! – И не так положительно отреагировал на продолжение фразы: – Гад продуманный! Ты меня предупреди, когда на мировое господство замахнешься, чтоб я хоть спрятаться успела!
И она, возмущенно сопя, начала отползать к краю кровати. Не пустил. Поймал, прижал к себе, еще и ногу закинул, чтобы уж наверняка, а потом поцеловал. Максимельян уже давно заметил, что Мари просто тает, когда грубо целуют и при этом мягко массируют ее затылок. Но сейчас Макс не удержался, провел ногтями по позвоночнику голой спины вниз, а потом сжал пальцы на аппетитной упругой попе.
– Эй! – возмущенно вскрикнула она и куснула его за нижняя губу в качестве отмщения.
Игра пришлась Максимельяну по душе. Он резко перевернулся, подмяв под себя хрупкое девичье тело, и приготовился ко второму раунду, как вдруг…
– Что-то кушать хочется… – в задумчивости прошептала она, подтвердив слова голодным урчанием желудка.
Макс страдальчески вздохнул, уткнулся лбом в голое плечо Мари, полежал так несколько мгновений, раздумывая, а не издеваются ли часом над бедным влюбленным королем. Пришел к неутешительному выводу – издеваются. Смирился.
С удовольствием поцеловав голую кожу, он отстранился и скомандовал:
– Лежи. Сейчас принесу.
Макс сел на край кровати, предварительно укутав Мари. Быстро натянул валяющиеся на полу штаны, встал и пошел за пропитанием.
Мария Королек,
некогда студентка, ныне Светлая Богиня
Я лежала на кровати, укутанная в семь слоев красного шелка, радостно улыбалась и гладила ободок колечка. За стеной стучал посудой Макс, за окном бренчали музыканты и продолжал надрываться малость охрипший «соловей».
Бедолага, надо дать ему отмашку, пока певун окончательно голос не потерял. Вот Макс с едой вернется, пошлю его на усмирение музыкантов, а то самой тащиться неохота. К тому же каждый прекрасный принц из сказки должен победить дракона, на худой конец, усмирить голосистого певуна. А то без подвига, какой, к лешему, он принц тогда?
С этими мыслями я перевернулась на пузо, потянулась всем телом, втянула носом запах Максимельяна и мысленно повесила на себя табличку с крупными буквами «влюбленная дуреха».
Ну Макс, конечно, жучара! Такую подставу с кольцом провернул. Теперь понятно, почему он Джамбо сказал, что госпожа сваха уже замужем. Ведь по факту уже тогда на моем пальчике красовалось это колечко. Замаскированное, правда, ну да не суть.
«Соловей» за окном дал петуха, заставив меня непроизвольно поморщиться. В голову сразу же пришла ассоциация с мартовскими завываниями котов под окнами. Еле-еле заглушила в себе порыв кинуть из окна тапочкой. А потом ассоциативный ряд сдвинулся на леди Белоснежку, и я вздохнула.
Жалко их. Хоть сама реви!
Нет, кто же мог предположить, что все так обернется?
Кто-кто… конь в пальто!
– Макс!!! – закричала я, вскакивая и путаясь в одеяле.
С трудом выбравшись из плена шелковой простыни, подхватила со стула свежую рубашку, которую недосупруг не успел надеть перед моим фееричным появлением, и ринулась в гостиную.
– Ты знал, да?
Макс облизал палец, с помощью которого дегустировал соус, и сделал вид, что ничегошеньки не понимает.
– Не прикидывайся агнцем божьим! – взревела я, торопливо застегивая непокорные пуговицы рубашки, чтобы скрыть наготу. – Ты ведь прекрасно знал, кого оставляешь вместо себя. Знал, что Бык не из тех, кто со смирением буддийского монаха будет терпеть выкрутасы конкурсанток. Я даже осмелюсь предположить, что догадывался о симпатии леди Уокер к этому язвительному солдафону. Поправь, если я хоть в чем-то не права!
– Все так… – поднял руки поверженный моими выводами король. – Только ты забыла упомянуть про артефакт зачатия, который я «совершенно случайно» прикрепил к ножке кровати в своей спальне перед уходом.
Я выпучила глаза от удивления, потом подумала, что со стороны похожа на карася, призвала мимику к порядку и села на предусмотрительно отодвинутый для меня стул.
– Нет, ну разве можно так беспардонно распоряжаться чужими судьбами! Макс, у тебя совесть есть? Ну хоть чайная ложка?
Пока я отчитывала несносного короля, тот поставил поднос обратно на стол, раскидал на тарелки мясо, остывшее, но все еще аппетитно пахнущее, затем подвинул ближе четыре из семи опробованных им соусов. Скептически посмотрел на салаты и, видимо, пришел к выводу, что вкус мяса нельзя забивать травой. Салатница была решительно задвинута на задворки стола, а вот бокалы и бутылка вина наоборот.
– Ты бесстыжий человек, вот! Коварный и злой стратег! Да по тебе все круги ада плачут горькими слезами!
– Я люблю тебя… я люблю тебя… – голосил певец за окном.
– Да в целом мире нет никого, кто вот так легко подставил бы лучшего друга. Сам Каин по сравнению с тобой грудной младенец…
– …как одна душа поэта только любит, ты одна в моих мечтаньях, ты одно мое желанье, – выли за окнами уже, кажется, на несколько голосов.
Не в силах удержать праведный гнев под контролем, я вскочила и угрожающе нависла над сидящим королем. Тот все так же с аппетитом уплетал полуночный ужин, игнорируя посторонние шумы.
– Нет, я согласна, что Бык заслуживал крепкого пинка под зад эдак сорок пятым размером ноги, но почему, объясни мне, глупой, почему должна страдать леди Уокер?!
– …ты мне радость и страданье…
– Поэтому я снова возвращаюсь к первоначальному вопросу: Макс, тебе не стыдно?
– …я люблю тебя… я люблю тебя… – надрывался певец с бэк-вокалом из королевской псарни.
Не знаю, кто схалтурил: автор, написавший данную партию, или солист, забывший слова, но дальше было исполнено еще два однотипных куплета с бесконечным «я люблю тебя, я люблю тебя». И главное так жалостливо, аж слезы навернулись.
На третьем круге я не выдержала, отложила гневное сверление Макса взглядом и выбежала на балкон:
– Усе, хлопцы! Заканчиваем голосить. Отбой, топайте домой!
Ответом мне стал облегченный выдох музыкантов и хриплое «благодарю» от солиста.
– Страна вас не забудет! – крикнула вслед. Зачем-то кинула зигу, сама не знаю, как так вышло, рука непроизвольно дернулась, после чего поспешила закрыть стеклянные створки.
Вернувшись за стол, решила, что взывать к атрофированной еще в младенчестве совести некоторых самоуверенных королей бессмысленно и с аппетитом вгрызлась в жаркое.
