Так вот что означала улыбка Джулиана!
Самое странное, что, хотя вода поднималась все выше? Дженни
не могла заставить себя поверить в это.
Джулиан хотел, чтобы она умерла? Это, конечно, неудивительно
– он ведь злодей, не правда ли? Законченный злодей. И он был в ярости, когда
уходил.
Но – чтобы она умерла?
Вода дошла ей до бедер и была холодна, до боли холодна.
Зачем она сушила джинсы?
Не сознавая, как именно она туда попала, Дженни оказалась на
коленях на одной из ступенек водопада, прижимая ладони к трещине, пытаясь
закрыть ее изнутри. Это не помогало. Она чувствовала, как вода потоком лилась в
темноте. Руки окоченели.
Может быть, Джулиан хотел заставить ее покориться, запугать
до такой степени, чтобы она молила его о помощи? Нет, в этом не было никакого
смысла. Джулиан знал, что она не будет просить пощады. Она не сдастся. Он понял
это, когда напустил на нее пчел во время первой игры. Дженни тогда готова была
умереть, но не уступить.
Но тогда он должен понимать, что и сейчас будет так же, и
желать, чтобы она умерла, на самом деле умерла!
Если только не…
Дженни не предполагала, что может испугаться больше, чем уже
была напугана. Она ожидала, что наступит миг, когда ее мозг оцепенеет. Но хотя
тело закоченело, в голове вдруг возникла новая мысль, и ужас обуял ее.
А что, если Джулиан не знал? Если не он сделал это?
Джулиан удалился в ярости – и затем пришли ОНИ. А что, если
вода – дело ИХ рук?
Она умрет прежде, чем он узнает.
Эта мысль застряла в ее голове со странной определенностью,
Джулиан был в ссоре с Сумеречными людьми, это случилось, когда пятилетняя Дженни
открыла дедушкин чулан. Сумеречные люди хотели убить ее. Но Джулиан был против.
Он любил ее и хотел, чтобы она жила.
И она осталась жить, потому что ее дедушка пожертвовал
собой. Но сейчас…
«Сейчас, – подумала она, – они заканчивают свою
работу. А Джулиан не знает».
Она вдруг осознала, что Джулиан, конечно, злодей, но
Сумеречные люди еще хуже. Озлобленнее. В картонном доме Джулиан контролировал
все – но сейчас она не в картонном доме, а в самом Сумеречном мире, хозяева
которого – Сумеречные люди.
Вода уже доходила до шеи.
«Как холодно, – стучало в голове Дженни. – А что,
если станет еще холоднее? Джулиан каким-то образом зажег факел с помощью руны
Кеназ. Тогда, может быть…»
Дженни так закоченела, что почти не понимала, ползла она или
плыла. С трудом нащупала верхнюю ступеньку и нашла камень, который попыталась
засунуть в трещину. Она ничего не видела, но чувствовала стену, а руна, которую
она собиралась написать, была самой простой формы, какую только можно было
вообразить. Просто линия сверху вниз. Руна силы первородного льда, Иза.
Дженни нацарапала ее над трещиной, в потоке воды. И стала
ждать.
Она слишком замерзла, чтобы сразу сообразить, что это
сработало, но затем нащупала на стене острые зубцы.
Льющаяся из трещины вода замерзла. Хотя Дженни все еще оставалась
в почти затопленной пещере, вода перестала подниматься.
«Я сделала это! Я остановила воду! Это лед, прекрасный
лед! – Она возбужденно втянула носом воздух, не боясь, что
задохнется. – О боже, как хорошо дышать! Руна подействовала!»
Дженни не могла управлять Сумеречным миром сама, но руны
работали на кого угодно.
Через несколько минут она поняла, что погибнет в любом
случае.
Не утонет – значит, замерзнет до смерти. Как холодно! Она
промерзла насквозь. Находиться здесь все равно что плыть в океане в такую же
ночь, когда затонул «Титаник». Она умрет от переохлаждения – потеряет сознание
и утонет. И пойдет ко дну.
И ничего нельзя с этим поделать.
Дженни была уже слишком слаба, когда вспомнила о руне Кеназ.
Если бы она смогла вспомнить ее… Если бы она смогла найти камень или пошевелить
пальцами…
Но камня не было, руки замерзли и не слушались, а мысли
путались, как будто она засыпала, Кеназ… Дженни пошевелила негнущимися
пальцами, но, конечно, никакого факела не появилось. Вода может превратиться в
лед, но огонь просто так не разгорится. Она не изменит правила по своей
прихоти.
Несвязные обрывки мышей крутились в голове. Уже не так
больно. Не так сильно. И ничто не казалось срочным – все, что волновало
несколько минут назад? перестало быть важным.
Помощь. У нее было смутное ощущение, что она может позвать
на помощь. Но ей казалось, что существует какая-то причина, чтобы не делать
этого.
«Меня не услышат. Вот в чем дело. В этом? Он в любом случае
меня не услышит. Слишком далеко. Сейчас уже все равно. Ничто не имеет никакого
значения. Гебо, – успела подумать Дженни, как раз перед тем, как
соскользнула в воду. – Гебо, руна жертвоприношения».
Глава 7
«О, Том!»
Умирать не больно, но грустно. Больно думать о людях,
которых она оставляла.
Она представляла себе родителей, думая о том, что они
скажут, когда Ди и другие вернутся домой и все расскажут. Если Ди и другие
вернутся домой и расскажут…
Ее мысли, беспорядочные и разрозненные, рассеивались, как
пух одуванчика на ветру.
Мистер и миссис Паркер-Пирсон – родители Саммер – так
страдали, когда потеряли Саммер. Дженни не хотела даже думать о том, что ее
родители будут так же страдать.
А Том… Что будет с Томом? Может, Джулиан отпустит его. Нет
причин держать его после смерти Дженни. Но это казалось невероятным. Джулиан –
Сумеречный человек, а Сумеречные люди не способны на жалость.
Джулиан, должно быть, перенесет свой гнев на Тома.
«Пожалуйста, нет», – подумала Дженни… но это уже не
имело значения. Даже ее грусть угасала сейчас – разбивалась и улетала прочь.
Она умирала. И ничего не могла изменить.
Странно, однако, что мертвый человек может вдруг ощутить
боль – физическую боль. Жжение. Ледяная вода уже давно перестала причинять
страдание, и она не чувствовала собственного тела. Запертая в абсолютной
темноте и тишине, онемевшая, чтобы что-либо ощущать. Казалось, что у нее вообще
нет тела. Она была лишь скоплением блуждающих мыслей.
Откуда взялось это жжение? Сначала оно показалось далеким и
легко преодолимым. Но не прекращалось, наоборот, становилось сильнее. Дженни
почувствовала тепло: легкое, покалывающее тепло. И вместе с ним она снова стала
ощущать свое тело.
Руки. Она чувствовала свои руки. И ноги – у нее были ноги. У
нее было лицо, в которое вонзались тысячи крошечных жгучих иголочек. Она почувствовала.
«Открой глаза», – приказала она себе.
