Поэтому легко понять то воодушевление, с которым центральные и местные органы власти и просто рядовые граждане Республики наперебой предлагали воздать первому консулу подобающие ему почести. Так, члены Трибуната носились с идеей объявить Наполеона «отцом народа» или «великим миротворцем», местные чиновники предлагали назвать его именем площади и улицы своих городов, а Генеральный совет департамента Сены постановил соорудить в Париже на площади Шатле триумфальную арку в честь «гражданина Бонапарта» - военачальника и миротворца. Наполеон отреагировал на это постановление в письме к членам Генерального совета от 24 декабря 1801 г.: «Предоставим будущему веку заботы об этом сооружении, если он ратифицирует Ваше доброе мнение обо мне»
[1599]. Неизменно отклонял он и все другие, такого же рода предложения возвеличить его имя, отклонял с постоянной оговоркой: «Эти почести не для живущих людей»
[1600].
Тем временем бонапартисты стали рационализировать свои предложения - от абстрактных почестей к конкретным (все выше и выше) атрибутам власти. 6 мая 1802 г. на заседании Трибуната депутат Ж. А. Шабо де л’Альер предложил обратиться к Сенату с просьбой выразить первому консулу «высшее общенациональное признание» (намек на максимально возможное продление срока его полномочий). Сенат, «обработанный (как полагает Ж. Тюлар) главарем сторонников Республики Жозефом Фуше»
[1601], решил продлить полномочия Наполеона только на 10 лет. Второй консул и «первый юрист страны» Ж. Ж. Камбасерес, проникнув, как никто другой, в суть вопроса о сроках консульских полномочий, посоветовал Наполеону согласиться с решением Сената, «если таковой будет воля народа»
[1602]. Этот совет заключал в себе тройной смысл: во-первых, Камбасерес предугадывал желание Наполеона властвовать бессрочно; во-вторых, он был уверен, что «воля народа» совпадает с желанием первого консула; а в-третьих, у Камбасереса имелась, что называется, «задняя мысль»: сделать так, «чтобы вместе с первым консулом тяготы власти всю жизнь делили второй и третий консулы»
[1603].
Наполеон, естественно, принял совет Камбасереса. Уверенный, что дальше все пойдет, как надо («ça ira!»), первый консул демонстративно отошел в сторону от спланированного хода событий, уехал к своей Жозефине в Мальмезон и оттуда ни во что не вмешивался относительно сроков его правления (занимался другими делами, отдыхал, развлекался игрой в горелки и т. д.).
Между тем 10 мая 1802 г. Камбасерес провел через Государственный совет решение вынести на всенародное голосование (плебисцит) два вопроса: «1) Должен ли первый консул стать пожизненным консулом? 2) Будет ли ему предоставлено право назначать себе преемника?»
[1604]
Плебисцит проводился в конце июля 1802 г. открытым голосованием: на каждый из вопросов надо было ответить «да» или «нет». Поэтому голосовавшие против рисковали нажить себе неприятности и даже, при случае, подвергнуться репрессиям. Самыми авторитетными из французов, которые тогда сказали первому консулу «нет», были Лазар Николя Карно и Мари Жозеф Поль Лафайет. Карно, как написал В. Скотт, будто бы при этом «заметил, что подписывает приговор к собственной ссылке»
[1605], а Лафайет обратился к Наполеону с укоризненным письмом: «Невозможно, чтобы Вы, генерал, человек неординарный, с которым никто не может сравниться, желали видеть результатом Революции, результатом стольких жертв, потоков крови, потрясений и подвигов режим самовластия»
[1606].
Смело голосовали в те дни против «режима самовластии» и рядовые французы. Так, в департаменте Сена некто Дюшен оставил на своем избирательном бюллетене такую запись: «Я говорю “нет”, как и подобает другу свободы, поскольку такое увековечивание власти в одних руках несовместимо с принципами разумного государственного устройства»
[1607]. Едва ли кто из них, от Карно и Лафайета до Дюшена и ему подобных, был за это хоть как-то наказан. Напротив, будучи уже пожизненным консулом, а затем императором, Наполеон неоднократно предлагал Карно и Лафайету высокие награды и должности, от которых Карно иногда, а Лафайет всегда отказывались. Собственно, ни в каких наказаниях для тех, кто тогда голосовал против Наполеона, не было ни нужды, ни смысла. Уж слишком велик был перевес голосов «за» над голосами «против».
Как и в случае плебисцита по Конституции 24 декабря 1799 г., был возможен (хотя и бесполезен) какой-то элемент фальсификации результатов голосования, но повлиять сколько-нибудь заметно на окончательный расклад голосов он не мог. Приняла участие в плебисците 1802 г. и армия, где авторитет первого консула был просто запредельным. Поэтому любой контроль над голосованием военных представлялся излишним. Впрочем, если верить члену Трибуната С.-С. Жирардену, которого цитирует Ж. Тюлар, случалось, что генерал мог «агитировать» своих солдат за Наполеона вот таким образом: «Он выстроил вверенных его попечению солдат и объявил: “Товарищи, речь идет о назначении генерала Бонапарта пожизненным консулом. Волеизъявление свободно. Однако должен предупредить вас, что первый же, кто не проголосует за пожизненное консульство, будет расстрелян на глазах у всего полка”»
[1608].
Итоги всенародного голосования о пожизненном консульстве Наполеона Бонапарта были таковы: 3 653 600 голосов (99,8 %!) «за» и 8 272 «против»
[1609]. В Париже из 63 255 выборщиков «против» проголосовали только 60 смельчаков. Сенсационными оказались результаты голосования в мятежной Вандее: 19 089 голосов «за» и всего 6 (шесть!) - «против»
[1610]. 2 августа Сенат под впечатлением итогов плебисцита единогласно утвердил назначение гражданина Бонапарта первым консулом Французской республики пожизненно. День его рождения - 15 августа - отныне был объявлен национальным праздником
[1611].
