Наполеон не забыл Дезире. Испытывая угрызения совести, он тогда же, в марте 1796 г., через две недели после женитьбы на Жозефине, по пути на войну в Италию завернул в Марсель и там «лично испросил прощения у покинутой»
[311]. Более того, с тех пор он долго и неутомимо искал для нее «хорошую партию», чтобы утешить ее и меньше винить себя. Сначала (осенью 1797 г.) он попытался сосватать ей 26-летнего генерала Леонарда Дюфо, но тот в декабре того же года трагически погиб, защищая Жозефа Бонапарта перед зданием французского посольства в Риме от взбунтовавшейся голытьбы. Впрочем, Дезире, по одной из версий, категорически заявляла, что «никогда не вышла бы замуж за Дюфо»
[312]. После этой неудачи Наполеон сватал ей одного за другим двух своих друзей - будущего генерала А. Ж. Жюно и будущего маршала О. Ф. Мармона, но «оба они были отвергнуты»
[313]. А потом, спустя два года после разрыва с Наполеоном, Дезире приняла настойчивое предложение очередного жениха. Им оказался 35-летний генерал Жан Батист Жюль Бернадот - бывший посланник Директории в Вене и ее будущий военный министр, а впоследствии маршал Франции, князь Понтекорво и король Швеции. 17 августа 1798 г. в Париже состоялось бракосочетание Дезире с Бернадотом, на котором присутствовал Жозеф Бонапарт со своей супругой Жюли (родной сестрой Дезире).
Наполеон узнает о замужестве Дезире в Египте и напишет об этом Жозефу: «Я от души желаю, чтобы Дезире была счастлива с Бернадотом. Она, безусловно, того заслуживает»
[314]. В то время Наполеон еще не знал Бернадота близко, хотя, конечно же, имел о нем ясное представление по совместному участию в Итальянской кампании 1796-1797 гг. и по рассказам Жозефа. Уже тогда Бернадот как личность вполне проявил себя
[315]. Очень точно сказал о нем Десмонд Сьюард: «Он был одарен, энергичен, безжалостен и в придачу огромный лжец, пусть даже весьма очаровательный, - словом, искушенный в политике боец»
[316].
Хотя нам еще предстоит встретиться с Дезире (и в особенности с Бернадотом), здесь уместно проследить, как сложилась ее судьба и влиял ли на нее Наполеон в дальнейшем. К концу первого же года супружества с Бернадотом Дезире родила сына и по возвращении Наполеона из Египта обратилась к нему с просьбой быть крестным отцом ее первенца. «Это был как бы ее реванш, - комментирует Гертруда Кирхейзен такой шаг Дезире. - В ее взгляде светилась скрытая торжествующая гордость, когда она показала ему своего сына. Сын! Наполеону так и не суждено было иметь его от Жозефины. Не закралось ли теперь ему в душу сожаление о том, что он не женился на молоденькой Дезире? Он дал своему крестнику героическое имя Оскар, словно предугадал, что он будет впоследствии шведским принцем»
[317].
В те дни, разумеется, Наполеон никак не мог предугадать, что Дезире станет королевой, а ее муж и сын - королями Швеции, родоначальниками доныне правящей там династии Бернадотов.
Став консулом, а затем императором, Наполеон будет постоянно заботиться о Дезире и об Оскаре (ее сыне и своем крестнике), тешить ее такими драгоценными подарками, среди которых были севрские вазы, лучшие в мире парижские гобелены, одна из трех роскошных шуб, преподнесенных ему императором Александром I в Эрфурте. Но, главное, ради нее он обеспечит карьерный взлет и материальное изобилие Бернадоту как ее мужу, хотя (мы это еще увидим) Бернадот на всю жизнь останется его сначала тайным, а потом и явным врагом. Наполеон прямо говорил: «Если Бернадот стал французским маршалом, князем Понтекорво и королем, то причина этому - его брак. Все его ошибки за время Империи были прощены ему благодаря этому браку»
[318].
Да, все это верно. «Ради нее он будет с тем же постоянством возвышать Бернадота, с каким тот - его предавать», - справедливо заметил Э. Людвиг. Только ради Дезире Наполеон дал согласие на избрание Бернадота наследником шведского престола, а ведь «одно лишь слово Наполеона - и шведская корона не коснулась бы головы Бернадота»
[319]. Но кроме титулов и званий опять-таки ради Дезире он купил Бернадоту отель Моро за 400 тыс. франков и назначил ренту в 300 тыс. франков, пожаловал ему 1 млн франков наградными, прощал не только военные (иной раз подсудные) промахи Бернадота, но даже его причастность к заговору Ж. Фуше и Ш. М. Талейрана против Наполеона
[320].
Итак, 8 мая 1795 г. бригадный генерал Наполеон Буонапарте после трогательного прощания с возлюбленной Дезире Клари выехал из Марселя в Париж, чтобы отказаться от карательной службы в Вандее и добиться какого-либо иного назначения. Обстановка в Париже тем летом была напряженной. Государственный переворот 9 термидора (27 июля) 1794 г. изменил лицо Французской республики. А. 3. Манфред оценивал эти изменения, несколько сгущая краски, но, в принципе, справедливо: «Республика, как только с нее сняли якобинские покровы, предстала в своей отталкивающей буржуазной наготе <...>. Республика свободы, равенства, братства раскрыла свою буржуазную суть. Она оказалась жестоким миром низменных страстей, волчьей грызни из-за дележа добычи, республикой чистогана, спекуляции, хищнического эгоизма, создающего богатство на крови и поте других <...>. Почетно только богатство. Шапку долой перед золотом!»
[321]
Продолжалась расправа с участниками якобинских реформ, а тем более репрессий, а также с теми, кто был только заподозрен в «робеспьеризме». 7 мая, за три дня до приезда Наполеона в Париж, были казнены прокурор якобинского Конвента А. К. Фукье-Тенвиль и еще 15 членов его трибунала. А через две недели, 21 мая, теперь уже термидорианский Конвент подавил в Париже народное восстание против «толстосумов», причем жертвой карателей едва не стал друг Наполеона и Огюстена Робеспьера Кристоф Саличетти. Он избежал ареста и гильотины только благодаря мадам Л. М. Пермон
[322]. Она приняла его, переодела слугой и держала у себя, пока не выяснилось, что он, как, впрочем, и Наполеон, служил не Робеспьеру, а Республике.
