Может быть, крест получил именно тот французский гренадер, о котором бытует показательный исторический анекдот. Поскольку лицо гренадера было обезображено громадным шрамом, Наполеон, представив его Александру I, спросил:
― Что вы скажете о людях, которые могут выдержать такие удары?
― А что можно сказать о тех, кто наносит их? - парировал Александр.
― Они погибли, - вмешался гренадер в диалог монархов
[404].
Эпизод с Георгиевским крестом несколько омрачил тильзитскую идиллию встреч Наполеона и Александра, а следующий - разбередил болезненную рану, которую Наполеон нанес Александру в мае 1804 г.
Дело в том, что перед расставанием императоры обменялись высшими наградами своих держав. Александр вручил пять орденов Св. Андрея Первозванного Наполеону, Жерому, Ш. М. Талейрану, И. Мюрату и Л. А. Бертье, а Наполеон - пять орденов Почетного легиона Александру, великому князю Константину Павловичу, министру иностранных дел А. Я. Будбергу, А. Б. Куракину и Д. И. Лобанову - Ростовскому. Александр опрометчиво предложил вместо Будберга (ничем себя не проявившего) наградить Л. Л. Беннигсена, но Наполеон категорически, хотя и не называя причины, отказал, ибо ему, как он вспоминал об этом на острове Святой Елены, «было противно, что сын просит награду для убийцы своего отца»
[405]. Александр изменился в лице, поняв, в чем дело. У него хватило такта сохранить в разговоре с Наполеоном любезный тон и расстаться с ним внешне очень дружески (отплывая из Тильзита за Неман, он приветливо отвечал Наполеону, стоявшему на берегу с поднятой в прощальном взмахе рукой), но внутренне Александр, должно быть, кипел, сознавая, что никогда не станет другом Наполеона, лишь на время останется его союзником и рано или поздно вместе с другими монархами вновь объявит его «общим врагом».
Так закончилась в Тильзите историческая встреча двух императоров, «вероятно, как определял ее в 60 - х годах XX в. Дэвид Чандлер, первый прототип совещаний глав правительств новейших времен»
[406]. Наполеон возвратился из Тильзита в Париж через побежденную, униженную и раболепствовавшую перед ним Германию 27 июля 1807 г. Франция встретила его с небывалым за всю ее историю торжеством, как, может быть, только Древний Рим встречал своих цезарей - триумфаторов. Правда, теперь после Амьенского мира 1802 г. часть нации восприняла Тильзит как всего лишь очередной антракт между войнами и, радуясь миру, славила императора с меньшей надеждой на мир, чем пять лет назад. Но все понимали - одни с гордостью, другие со страхом, - что именно теперь могущество Наполеона достигло апогея. Он сам через много лет, уже в изгнании на острове Святой Елены, когда его спросят, какое время своей жизни он считает самым счастливым, вполне обдуманно ответит одним словом: «Тильзит»
[407].
7. Империя в апогее
Итак, Тильзит стал апогеем могущества Наполеона и его империи. Не только французы, но и все европейцы считали тогда, что союз двух крупнейших держав континента нерушим. Враги союза могли рассчитывать только на подрыв его изнутри. Во Франции, по мнению падчерицы Наполеона Гортензии Богарне, «Тильзит установил спокойствие и счастье», что следует понимать как ощущение национальной стабильности и мощи в условиях всеобщего мира.
Наполеон поддерживал такое настроение в своих подданных, хотя сам он стремился к большему, а именно к доминированию французской мощи в Европе. Тильзитский договор давал ему как творцу и блюстителю континентальной системы отношений между государствами юридическое основание для гегемонистских устремлений. Опираясь на союз с Россией, Наполеон намеревался расширить границы и приумножить могущество своей империи. При этом он не гнушался никакими средствами, вплоть до актов прямой аннексии, начатых еще до Тильзита и теперь продолженных. Он начал сажать на европейские троны - вслед за братом Жозефом и других членов своей семьи - так называемых наполеонидов. Евгений Богарне в 1805 г. стал вице - королем Италии, Людовик Бонапарт в 1806 г.-голландским королем, Жером в 1807 г. - королем Вестфальским, Элиза Бонапарт - великой герцогиней Тосканской, Полина - принцессой Гвастальской. После того как Жозеф Бонапарт летом 1808 г. был перемещен с неаполитанского на испанский трон, королем Неаполя стал Иоахим Мюрат, муж Каролины Бонапарт, которая таким образом на зависть сестрам своим поднялась из герцогинь в королевы. Александр Дюма подсчитал: «Теперь в семье Наполеона стало пять корон, не считая его собственной»
[408].
Обычным для Наполеона поводом к изгнанию с трона того или иного монарха и к замене его своим ставленником теперь служило несоблюдение континентальной блокады. Именно за это 17 мая 1809 г. Наполеон лишил светской власти самого папу римского Пия VII и присоединил папские владения к Франции. Когда же «святой отец» вздумал протестовать, Наполеон распорядился взять его под стражу и увезти в Савону, на север Италии, а затем в Фонтенбло, под Парижем
[409]. Оное святотатство повергло европейские дворы почти в такой же шок, как расправа Наполеона с герцогом Энгиенским. Зато все монархи, а тем более духовные иерархи, восхищались героизмом папы, который перед отбытием в Савону издал буллу
[410], отлучавшую Наполеона от церкви. Эта булла очень повредит Наполеону в Испании. Тамошние церковники будут призывать свою паству истреблять французов, «потому что они посланы отлученным от Господа и, значит, сами отлучены»
[411].
Уже в 1809 г. Наполеон как император французов, король Италии, протектор Рейнского союза, сюзерен семи вассальных королевств и 30 государей повелевал почти всей Европой от Мадрида до Варшавы и от Гамбурга до Ионических островов. Российский посол в Париже князь А. Б. Куракин докладывал Александру I: «От Пиренеев до Одера, от Зунда до Мессинского пролива все сплошь - Франция»
[412]. Территорией вассального герцогства Варшавского Франция граничила с Россией. Впрочем, Россия была уже в союзе с Наполеоном. Пруссия трепетала перед ним, Австрия покорно молчала. Только Англия продолжала борьбу, но ее Наполеон рассчитывал придушить континентальной блокадой.
