- Мне не хочется ложиться. Завтрашнее слушание это торжество, которому необходим сочельник. Именно в этот вечер я хотел бы оплакать - как тот, кто остается, - мои расставания. Но ясность моего ума - все равно что нагота. Ветер за окнами все свирепеет и перемешивается с дождем. Так стихия предваряет завтрашнюю церемонию. Сегодня, кажется, 12-е? Так на чем же мне становиться? Говорят, предостережения исходят от Бога. Они мне не интересны. Я уже чувствую, что не принадлежу тюрьме. Разорвалось утомительное братство, соединявшее меня с людьми из могилы. Быть может, я буду жить...
Иногда взрыв дикого хохота, возникшего неизвестно отчего, сотрясает меня. Он звенит во мне, как радостный крик в тумане, стремящийся, кажется, рассеять его, но не оставляющий после себя никакого следа, кроме тоски по солнцу и празднику.
А если меня приговорят? Я вновь облачусь в грубую шерсть, и эти одеяния с цветом ржавчины вынудят меня сделать монашеский жест - запрятать руки в рукава, - и вслед за этим явится соответствующий образ мыслей: я почувствую, что становлюсь славным и смиренным, а затем, зарывшись в одеяла, - это в "Дон Жуане" персонажи драмы оживают на сцене и обнимают друг друга - я, как и прежде, стану создавать, зачаровывая свою камеру, Миньону, Дивине, Нотр-Даму и Габриэлю новые восхитительные жизни.
Я читал трогательные письма, переполненные чудесными находками, отчаянием, надеждами, песнями; и другие, более сдержанные. Я выбрал из них одно - то, которое Миньон написал Дивине, из тюрьмы:
"Милая,
Посылаю тебе это короткое письмо, чтобы сообщить, что новости у меня невеселые. Меня. взяли за кражу. Так что постарайся встретиться с адвокатом и договориться о моей защите. Позаботься также о том, чтобы он получил деньги. И еще вышли не перевод, потому что, как ты догадываешься, здесь можно подохнуть с голоду. Постарайся еще добиться со мной свидания и принеси белье. Надень пижаму из бело-голубого шелка. И трико. Милая, я страшно злюсь из-за того, что со мной произошло. Согласись, мне просто не везет. Поэтому я рассчитываю на твою помощь. Я бы очень хотел обнять тебя, приласкать и крепко прижать к себе. Вспомни о наших наслаждениях. Постарайся узнать пунктир. И поцелуй его. Прими, милая, тысячу крепких поцелуев от твоего Миньона."
Пунктир, о котором говорит Миньон, - это силуэт его члена. Я видел, как сутенер, который чересчур возбудился, сочиняя девчонке письмо, положил на стол на бумагу свой тяжелый член и пометил его контуры. Я хочу, чтобы эти черточки добавились к нарисованному мной Миньону.
Френская тюрьма, 1942
