– Потом весь базар будет. Сейчас дело.
Гурам, уже освоившийся в городе и много узнавший о руднянской группировке, оформил Грузчика своим замом. Но двадцать восемь тысяч долларов… Дела в фирме шли не так плохо, но столько свободных денег не было.
А Хоша, зациклившийся на этой мысли, давил. Через месяц он позвонил грузину и сказал:
– Гурам, ты испытываешь мое долготерпение.
– Нет таких денег! Нет!
Тогда Труп и Батон вывезли грузина за город, постреляли возле ушей из пистолета, пообещали на кол усадить. В общем, клиент полностью созрел и был готов на все, лишь бы вырваться из этого леса, от этих чудовищ. С руднянскими был их штатный нотариус. Прямо на капоте машины он оформил документ, поставил печать и протянул Гураму:
– Подпишите, пожалуйста, здесь.
Хозяин фирмы дрожащей рукой отписал свое имущество на подставную фирму «Люкс-Сам», использовавшуюся руднянской командой для грязных дел.
– А ты боялся, – хмыкнул Труп, пряча документы в портфель. – Тебе повезло. Жить будешь. Это не каждому нашему пациенту светит.
На следующий день были маски-шоу. Толпа рубоповцев в масках, пятнистых серых комбезах, с автоматами, вышибив двери «кувалдой-открывалкой», вломилась в офис фирмы интимных услуг «Елена», где обитали Труп и его парни. Братанов вдавили мордами в пол и отметелили до потери сознания. Потом путь известен: наручники – машина – камера – следователь. Тут же двоих из команды раскололи и на факт вымогательства, и на похищение директора ТОО «Пинта».
В этот же вечер те же ребята в пятнистых комбезах вышибли кувалдой дверь в квартиру Хоши, отбуцкали руднянского главаря омоновскими башмаками и как бродячую псину кинули в фургон.
– Ты кто по жизни? – спросил широкоплечий рубоповский оперативник у Хоши, лежавшего на полу тронувшегося с места фургона.
– Человек, – разбитыми губами прошепелявил Хоша.
– Ты говно по жизни. И место твое в канализации. – Опер придавил ему тяжелым коленом спину.
* * *
– Извините, я вела себя как идиотка, – последовало признание женщины, которая действительно вела себя как идиотка. Женщины очень часто ведут себя как идиотки. Но очень редко готовы признать это. – Вы очень помогли мне. Вы как метеор. Снесли этих бандитов. Как…
– Черепашка Ниндзя, – поддакнул Гурьянов.
– Приложили так, что, наверное, они не сразу очухались…
– Не сразу. – Гурьянов не стал уточнять, что один из них вряд ли очухался вообще.
Они сидели в большой комнате, пили чай с лимоном.
Эта конспиративная квартира принадлежала известному театральному режиссеру, укатившему на год на заработки в Америку. Свое жилье тот сдавать принципиально не желал и доверил его своему старому другу Владу. Оперативник использовал это убежище достаточно активно – иногда по работе, но чаще для загулов с особями женского пола.
– Вы похожи на Костю. Он был сильный человек, – на глазах Вики снова заблестели слезы. – Из тех, кто способен взять, что ему нужно.
– Взять, – вздохнул Гурьянов. – Но не отдать.
– А вы?
– А я почему-то всегда рос с мыслью, что должен отдавать, а не брать – время, силы, саму жизнь, если это надо для дела.
– И что за такое важное у вас дело?
– Дела бывают разные, – уклончиво произнес Гурьянов.
Никита всегда жил с этим словом «надо». А Костя все больше со словом «хочу».
Сыновья генерала Гурьянова должны были служить Родине. После восьмого класса школы братья пошли в Суворовское училище. Потом Костя поступил на факультет западных языков военного иняза, но по окончании вдруг взбрыкнул, сумел уволиться из армии по здоровью и пошел работать во Внешторг – уже тогда любил красиво пожить. С перестройкой двинул в бизнес. Никита же поступил в Высшую школу КГБ и надел на четыре года военную форму со связистскими (для конспирации) эмблемами на черных петлицах. По распределению попал в седьмое управление – службу наружного наблюдения. Для выпускника с красным дипломом – не ахти какое достижение.
Работа оказалась даже чересчур живая. Топтали за валютными ворами, за казнокрадами, за сотрудниками резидентур из московских посольств. Запомнилось, как брали агента ЦРУ и сплоховали оперативники второго Главного управления КГБ – задерживаемый успел проглотить ампулу с ядом.
Через два года работы в «наружке» Гурьянову сделали предложение, от которого невозможно отказаться.
На спокойного, неторопливого, но преображавшегося на ринге и превращавшегося в необычайно эффективную боевую машину Никиту Гурьянова кадровик отряда «Буран» обратил внимание еще тогда, когда тот был на четвертом курсе ВШК. Никита идеально подходил на роль сотрудника оперативно-боевого отдела «Бурана». У него был необычайно устойчивый тип нервной системы. Прекрасное знание двух иностранных языков, красный диплом, отменные боевые качества. И верность делу, которому присягал. Выбирали на эту службу лучших. Гурьянов был как раз самым лучшим. За ним присматривали. И однажды решили – парень подходит.
– Да, наверное, Лена была права, – задумчиво произнесла Вика, глядя на Никиту. – Вы из тех людей, которые могут все. Но…
– Но не имеют «Инфинити», счета в банке и виллы на Гавайях, – сказал грустно Гурьянов.
Вика ничего не ответила. Обвела глазами комнату и кивнула на гитару:
– Ваша?
– Нет. У меня другая.
– Вы поете?
– Немного.
– Люблю бардовские песни. Споете?
– Попробуем.
В Латинской Америке восхищенные партизаны смотрели, как русский амиго перебирает чуткими пальцами струны, и на волю вырывается испанская зажигательная музыка. И пел Гурьянов прекрасно – баритон эстрадный, мог бы выступать на сцене получше большинства кумиров. Сам сочинял песни, и позже их исполняли другие, две из них даже попали на диск «Мелодии Афгана». И гимн отряда «Буран» тоже сочинил он.
Гурьянов исполнил романс «Гори, гори, моя звезда». Вика захлопала в ладоши. Потом задумалась. И спросила:
– Никита, а почему вы пришли тогда ко мне? И вообще, что вы хотите в этой истории?
– Найти убийц.
– А дальше? Я знаю, что бандитов обычно прощают, а не судят. Судят чаще всего они сами.
– Не так страшен черт, как его малюют.
– Еще страшнее, Никита. – Она с тоской и болью посмотрела на него.
Повинуясь неожиданному порыву, он отложил гитару и обнял девушку. И вспомнил, как целовал ее в машине, предварительно почти лишив сознания. Воспоминание было острым. И он снова поцеловал ее. Но она вдруг, тоже неожиданно для себя, ответила на этот поцелуй.
Тут послышался условный звонок в дверь. Потом входную дверь отперли.
