На поверку мальчишка оказался вовсе не таким нахальным, испорченным, каким казался. Когда прошли испуг и отчаяние, в нем проснулись доверчивость и какая-то нежность, стеснительность, что просто приводило Политика в экстаз. Маничев был одержим сладостными мечтами, как лишит невинности этот благоухающий плод.
Так медленно, шаг за шагом, двигался Политик вперед. Купил ему дорогие электронные игрушки – тут деньги жалеть нельзя. Постепенно начинал разговоры на игривые темы. Заходил в ванную, где мальчонка купался, трепал по голове.
Никогда не видевший ласки, мальчонка все больше и больше проникался к нему чувством благодарности.
И вот однажды Политик решил, что мальчишка созрел. Произошло все в загородном доме. Политик приехал туда без сопровождения. Он не любил, когда посторонние мешают ему в самые прекрасные моменты его жизни. Он сам накрыл стол. Себе поставил бутылку итальянского вина. Мальчишку же напоил чаем, добавив немножко своей фирменной смеси – из легкого наркотика и успокаивающих веществ. Не забыл включить видеокамеру. И настал момент блаженства…
На следующее утро он проснулся часов в одиннадцать. Светило высокое солнце, искрилось на сугробах и ласково касалось лица… Протянул руку и понял, что мальчишки в постели нет. Открыл глаза и увидел троих уголовного вида субъектов, которые смотрели на него с брезгливостью.
– Ну что, падаль, как настроение? – резанул его уши грубый голос.
– Вы кто? – ошалел Политик.
– Хрен в кожаном пальто. – Художник ударил его ногой. – Не было бы к тебе дела, я бы тебя сразу и запорол.
– Мне кажется, вы не совсем въезжаете, кто я, – огрызнулся Политик.
– Ты – пидор гнутый. Да еще нечестный в делах.
– Ага, кредиторы. – Политик приосанился.
– Если я правильно помню, – сказал Художник, присаживаясь на диван, – то ты должен деньги в Ахтумск.
– Гринбергу я объяснил все. Зачем он «крышу» прислал? Так порядочные коммерсанты вопросы не решают. Идите к моей «крыше», договаривайтесь. Я при чем?
Художник вытащил свой любимый кнопочный нож. Тот заскользил между пальцами, гипнотизируя жертву, потом резко пронзил подушку.
– Ой, – вскрикнул Политик, зажмурившись.
– Ты отдаешь деньги, педрило. Понял? – осведомился Художник.
– Ну ладно, ладно, – с готовностью затараторил Политик. – Но сумма большая. Нужно время, чтобы ее собрать.
Стало ясно – сейчас на словах он согласится на все. А потом через свою «крышу» затеет разбор по всей строгости.
– Думаешь, мы тебя убьем? Посмотри на это. – Художник кивнул, и в руках Армена появилась папка с документами. – Вот объяснение от мальчишки, с которым ты отдыхал. Заявление от его родителей. Результаты медэкспертизы скоро будут. Все по закону.
Политик сглотнул ставшую вязкой слюну и с ужасом вперился в бумаги:
– Это все ерунда. У вас нет доказательств. Мальчишка может говорить что угодно.
– А видеозапись? – Художник подошел к видеокамере, спрятанной в углу, и выщелкнул кассету.
– Забирайте. Меня там все равно нет. Там только мальчишка. Так что давайте по-доброму решать.
Армен извлек из портфеля еще одну кассету, вставил в видик. Видео снимали сверху, и тут Политик узнавался без труда.
– Но… – Маничев закашлялся. – А… Это шантаж! Такие вещи просто так не проходят. Зеленый…
– Думаешь, Зеленый подпишется за растлителя детей? Да он тебе первым башку отрежет, чтобы перед братвой оправдаться. – Художник взял Политика за щеку и ласково потрепал. – Жирненький. Хорошо тебе в камере будет. Жалко, недолго там проживешь.
– Кассету отдадите?
– Да бери. – Художник кинул ему кассету. – На память. У меня еще есть. Много.
– Где гарантии, что этот шантаж не будет продолжаться?
– Мы не шантажисты, – сказал Художник. – Мы пришли за своим. А дальше… Будем водкой вместе торговать. Только без фокусов мутных.
– Ох. – Тут Политик не выдержал и заплакал.
– Нежная душа, – кивнул Художник. – Готовь бабки, петух гамбургский.
– Через неделю будут, – всхлипнув, бросил Политик.
– Другой разговор. – Художник полез наверх, встал на стул и открутил спрятанную видеокамеру, которую установили ребята из «Тесея». – Ты хороший парень. Хоть и педрила.
* * *
– Вы с Владом два персонажа из рыцарских романов. В вас есть что-то неукротимое. Не от мира сего, – произнесла Вика.
– А от какого? – хмыкнул Гурьянов, устраиваясь поудобнее на диване.
– Вы живете в другом измерении. Каком-то неестественном. Мы погрязли в заботах и делах. Нас гнут, мы гнемся. Ищем где лучше… Вы же… Что вас толкает лезть напролом?
– У тебя лирическое настроение, Вика. – Он поцеловал ее.
– Ничего вы не измените. Представь, если бандиты вас достанут. И вас не будет. Что-то сдвинется в мире? Будут те же заботы о курсе доллара. Та же нищета, та же роскошь. Все то же самое.
– И никто не вспомнит о бедных рыцарях Айвенгах. Вот такая грустная сказка, – засмеялся Гурьянов.
– Никита, а ведь получается, что вы лишние. Вами можно любоваться. Вас можно ставить в пример. Но вы лишние.
– Если в пример можно ставить, значит, уже не лишние, – продолжал улыбаться Гурьянов. – Дурные примеры, знаешь ли, заразительны.
– Это уж точно. Я сама с вами становлюсь не от мира сего. Это такая зараза…
Два рыцаря? А что, очень может быть. Такое неистребимое племя и, как кажется, совершенно лишнее в мире ростовщиков и рантье. Люди с понятиями о благородстве, с неизменными, незыблемыми законами чести, дружбы.
Зазвенел телефон.
– Ну что, Никита, ты готов? – послышался в трубке голос Влада.
– Всегда готов.
– Мой человек сообщил, что Политик прилетел ночью и завалился спать. Завтра отправится на дачу. Ему туда привезли нового ребенка. И он на нем оторвется.
– Это мы еще посмотрим, – недобро сказал Гурьянов, – кто на ком оторвется.
– Сейчас он отоспался. И едет в политклуб на Никитской. А потом, порешав с ребятами-демократами судьбы России-матушки, домой. Встречаемся на Тверской у «Макдоналдса». Через час. Успеешь?
– А куда я денусь?
– Не опаздывай. Надо иметь запас времени на непредвиденные ситуации.
Гурьянов отложил телефонную трубку, горько усмехнулся, поглядев на Вику, и произнес:
– Говоришь, я рыцарь, да?
– Говорю.
– А порой мне хочется стать инквизитором. И жечь дьяволовы отродья на кострах.
* * *
– В бизнесе главное – порядочность, – сказал Политик, передавая Художнику в машине «дипломат» с пачками долларов – долг с процентами. – Виноват – плачу.
