– Вот молодец, Художник! Спасибо!.. Что делать-то будешь?
– Пойду на разбор. Хотят базара – будет базар.
– Если ты их переспорить хочешь – зря. Они тебя уже приговорили. Им бы формальность соблюсти.
– Поглядим…
Художник до конца честно сомневался, что Тимоха решится так поступить с ним. Но вечером положенец позвонил ему:
– Художник, ты из всей хивы самый понятливый. Тут друзья из Ташкента подкатили с заманчивым предложением. Деньги ломовые мерещатся. Если хорошо поднапрячься.
– «Белый»? – спросил Художник. Действительно, чем еще заниматься друзьям из Ташкента, как не героином.
– Нет. Продовольствие. Но дело стоящее и почти законное. Нужны только надежные коммерсы, через которых товар прогнать. И деньги. А это у тебя все есть. Так что приезжай завтра вечером, часов в девять, на фазенду в Курянино. Поляну накрою. Девочек на субботник уже выписал.
Коттедж в Курянино в охотничьих угодьях положенец использовал для разговоров с глазу на глаз. Там заключались договоры и велись уговоры, там обрабатывали непонятливых. И там можно было при желании закопать тело, так что его потом никто не найдет.
– Надо идти, – сказал Художник своим приближенным.
– Опасно, очень опасно, – покачал головой дядя Леша, отхлебнул виски, икнул.
– Бросай пить, когда вопрос решаем, – нахмурился Художник.
– Пожалуйста, – дядя Леша примерился и метнул бутылку, в которой оставалось еще две трети огненной воды, в мусорную корзину. – Нельзя тебе туда ходить.
– Лучше переглушить их так, – предложил Шайтан. – С расстояния.
– Я им в глаза посмотреть хочу, сукам, – улыбнулся многообещающе Художник. – Чтобы все как положено было. У них – беспредел. У нас – по закону…
Они погрузились в обсуждение деталей предстоящего представления.
– Люка берем, он толк в этих делах знает, – сказал Шайтан. – И Грозу. Так что можно попробовать.
– Попробовать? – нахмурился Художник, испытующе глядя на Шайтана.
– Да не бойся, справимся, – успокоил Шайтан.
Следующим вечером Художник отправился в Курянино. За рулем скромной подержанной «девятки» сидел Армен, у которого настроение еще вчера упало ниже нуля и подниматься не собиралось.
Обширная территория бывших обкомовских охотничьих угодий была огорожена забором. Художник просигналил. Из сторожевой будки вышел сонный длиннорукий дылда в комбезе, посмотрел на гостя:
– Заходите. Только тачку здесь оставьте.
– Ага, чтоб ее лоси обглодали, – хмыкнул Художник. – Так гостей не принимают.
Здоровяк завис на минуту, потом кивнул:
– Проезжай.
На бетонной площадке у коттеджа стояла тюнинговая синяя «Волга» Тимохи, не признававшего импортных машин, «Ауди Авант», джип «Паджеро». Несколько «быков» сидели в машинах и в беседке рядом с домом. Они стерегли хозяйский покой.
– Проходите, пожалуйста, – возникший как черт из табакерки вертлявый и до приторности вежливый молодой человек показал Художнику на двери коттеджа.
Армен остался скучать за рулем, а Художник прошел в коттедж. На стенах висели оленьи рога и кабаньи морды, трещали по-домашнему в камине поленья. За столом в одиночестве скучал Тимоха.
– Ну здорово, Художник. – Он вскочил, приобнял гостя и проводил к столу. – Садись. Чувствуй себя как дома. – Ну, хряпнем?
– Нет, я сегодня в завязке. Доктор накормил таблетками. Так что без меня, – улыбнулся Художник. Ему меньше всего хотелось, чтобы его наклофелинили.
– Как хочешь. – Тимоха отставил свою рюмку.
– Ну где твои узбеки?
– Русские, Художник. Русские. В Узбекистане не только узбеки.
– Да хоть негры. Их тачки навороченные на стоянке? – поинтересовался Художник.
– Да. – Тимоха встал, крикнул: – Идите.
На зов появилось двое дылд, явно не походящих на коммерсантов из Ташкента.
Художник было дернулся, почуяв неладное, но они кинулись на него, скрутили руки.
В комнату вальяжно вошел Гарик Краснодарский, как всегда шикарно одетый – в строгом, коричневом, от хорошего портного костюме, при галстуке от Версаче и в ботинках из крокодиловой кожи. За ним шел старикан, являвшийся наглядным свидетельством правильности теории Ломброзо о соответствии внешности и преступных наклонностей – лоб низкий, морщинистый, руки длинные, весь в татуировках. Это и был знаменитый в былинные времена вор-карманник Большой.
– Что это за блядские наезды? – прохрипел Художник.
– Правилка это, Художник, – улыбнулся жестко и многообещающе Тимоха.
– Кого правим?
– Тебя…
* * *
Дубликаты ключей Влад сделал, когда проводил обыск на квартире Политика. Он уже тогда рассчитывал на худшее и сумел, пока суть да дело, с изъятых ключей изготовить копии. Маничев считал, что дубликат магнитного ключа от замка известной израильской фирмы сделать невозможно, но работягам с московского «почтового ящика» для этого понадобился всего лишь час. И дом Политика перестал быть его крепостью.
Хорошо, что Политик не успел переехать на новую квартиру на Сретенке, в которой бригада югославских строителей заканчивала безумно дорогой и пошлый евроремонт. Туда прорваться было бы проблематично – охрана, видеокамеры. Этот же дом на Арбате был стар, внизу не охранялся, а домофон – это не проблема.
Проникнув в квартиру, Гурьянов стал ждать. Когда по рации Влад сообщил, что подъехала машина, полковник забрался на просторные антресоли, куда никто не полезет, затаился среди коробок. Дышать там было трудно. Но он коротал время и в куда более худших местах – в арыках с нечистотами, в канализационных люках. Когда Политик закончил плескаться, полковник встретил его недружескими объятиями.
– Будешь тих и послушен – останешься жить. Понял? – Гурьянов отвесил полновесную пощечину Политику, сидящему на полу, прислонившись спиной к дивану.
– Да, да…
– Сейчас ты одеваешься. Мы спускаемся на лифте и садимся в машину. Едем в спокойное место на интеллигентную беседу.
– Можем здесь побеседовать.
– Не можем. Одевайся. И без фокусов, – для острастки Гурьянов залепил еще одну оплеуху, так что голова Политика мотнулась, как у китайского болванчика.
Пленник жалобно заскулил. Потом поднялся и послушно оделся. Они спустились вниз, вышли из подъезда и двинулись через глухой арбатский двор. Полковник поддерживал его за руку, готовый в любой момент провести болевой прием.
– Карета подана… Коллега, принимайте груз. – Гурьянов втолкнул Политика на заднее сиденье «Волги».
Влад обернулся и сказал:
– Привет. Ты что думал, больше не увидимся?
