Собственно, чего он мучается? Нечего сходить с ума. Есть такой принцип: живи и дай жить другим. Художник давно переиначил его: пусть другие живут, пока дают жить ему…
Днем он встретился с Шайтаном…
* * *
Деньги гонцы с Урала привозили на специально предназначенную для таких операций квартиру в Марьино. Политик, не доверяя это дело никому, лично сидел на хате и ждал посылку.
Обычно свердловчан было четверо: один держал в руке чемоданчик, двое жлобов провожали его до дверей квартиры, а водитель оставался в машине. Операция давно стала рутинной. Никаких фокусов гости с Урала не ожидали. Они с Маничевым из тех, кого кидать – дороже встанет.
Два часа назад Маничев выдал по мобильнику свердловчанину условную фразу, которая означала: «Все в порядке, приезжайте».
К дому подъехал невзрачный «Москвич», из него вышел такой же невзрачный субъект лет сорока пяти – эдакая «канцелярская чернильница», одет как будто с чужого плеча. Сзади, на некотором расстоянии, остановился джип с тремя «быками».
«Чернильница» вышел из «Москвича», с потертым пластмассовым «дипломатом» и бодро направился к подъезду. Двое «быков» присоединились к нему: один прошел вперед, держа руку за пазухой так, чтобы моментально выхватить пистолет, другой прикрывал «чернильницу» сзади.
Они поднялись на второй этаж. «Чернильница» позвонил один раз, через полминуты еще три раза.
«Быки» напряженно озирались. Жизнь их научила не расслабляться.
– Пришли, – сказал Влад, сидя в той самой квартире и глядя на экранчик – на лестничной площадке была прилеплена миниатюрная видеокамера.
Гурьянов перекрестился и сказал:
– Ну, с богом.
А потом рванул на себя дверь, дернул «чернильницу» на себя и передал Владу, который тут же успокоил гостя мощным ударом в челюсть.
Полковник врезался в «быков» пушечным ядром. Первого снес, как в регби, размазав по стене. Второй подался назад, выбрасывая вперед руку со стволом. Но Гурьянов успел ударить его рукояткой своего пистолета в лоб. Три секунды – два бессознательных тела!
Гурьянов, покряхтывая, заволок тела в квартиру и удовлетворенно отметил в них признаки жизни. В его планы не входило убивать этих людей.
Влад сломал замок на «дипломате». Внутри, как и ожидалось, лежали пачки стодолларовых купюр.
– Пьяные деньги. За левую водку. Взять бы их, и на оперативный простор, – задумчиво произнес Влад. – И гори оно все синим пламенем.
– Тебе нужны эти деньги?
– Кому же не нужны?
– Смотри, – Гурьянов развел руками. – Тебе решать. Я не обижусь.
– Да это я так. Шутка юмора. – Влад переложил доллары в кожаную сумку, закинул ее на плечо.
Они вышли из подъезда через другую дверь. Не хотелось попадаться на глаза шоферу, который скучал в джипе.
* * *
– Видишь, какая петрушка, – сказал Художник, закончив объяснять ситуацию и поглядев в окно, за которым сыпал первый снег, одевая землю в пушистый наряд.
Получалось следующее. Бывшие спортсмены, Калач и Бурнус, брались за любую работу, лишь бы прилично платили. По заказу руднянских они исполнили один заказ на ликвидацию и провернули еще пару дел без «мокрухи». Договаривались с ними непосредственно Хоша и дядя Леша. И больше никто!
Хоша давно сыграл в ящик, нитка оборвана. А если следователь арестует дядю Лешу, произойдет полная катастрофа. Старый мент осведомлен обо всех подвигах руднянских за восемь лет их существования. А его стойкость и выдержка вызывали большие сомнения.
– Ну и что? Бывало хуже, – равнодушно отмахнулся Шайтан.
Еще в плену он стал невозмутимым фаталистом. Бородатые моджахеды разыгрывали пленных на пальцах, и на кого выпадал жребий, тому рубили голову. Афганская рулетка. Шайтан смирился с тем, что рано или поздно выбор падет на него. Вот только пришел однажды человек в пыльном комбезе, с автоматом на плече, улыбнулся открытой русской улыбкой: «На выход, соколики!»
Шайтан отогнал воспоминания и спросил:
– Что предлагаешь?
– Надо со старым кончать.
– Но дядя Леша – наш, – покачал головой Шайтан.
– Был наш.
– Не, Художник, так не по совести. Неправильно это.
– Правильно, неправильно… – махнул рукой Художник. – Потом разбираться будем.
– Когда ты хочешь его…
– Медлить нельзя.
– Хорошо… Но как его найти? Я ему и вчера, и сегодня звонил. Мобильник не отвечает, дома трубку никто не берет. Может, его уже взяли?
– Вряд ли. Будем искать. – Художник пододвинул к себе телефон, набрал номер: – Галка. Что делаешь? Неважно. Встретиться надо. Какое через три часа? Немедленно!
Они встретились около Борисоглебского монастыря, рядом со стоянкой туристических автобусов. Галка была в короткой норковой шубе, пушистой лисьей шапке, приехала на красном «Ниссане» и выглядела на уровне.
Художник, по-братски чмокая ее в щеку, спросил:
– Как у тебя дела, ласточка?
– Отлично, – кивнула она.
– Давно дядю Лешу видела?
– Вчера. Он к Натахе на хату завалился с авоськой, полной бутылок. Сказал: «Девочки, я здесь, чтобы устроить вам праздник». Устроил. Надрался как свинья. И ронял все время слезу. Говорит, устал. Смерть свою чувствует.
– С чего это?
– Белая горячка.
– Что же ты его не расслабила?
– А, всех расслаблять, – поморщилась Галка, – развалится кровать. Слишком много вас таких!
Художник развернул ее к себе лицом и легонько хлестнул по щеке:
– Ты забылась, сука! Кто мы и кто ты…
Она испуганно посмотрела на него. И поспешно воскликнула:
– Ну ты что, Художник? Я же шучу!
– Где он сейчас?
– У Натахи. У нее выходной. И она его ублажает.
– Так. Уговоришь сейчас по телефону встретиться с ним в городе. Посадишь в машину. В условленном месте остановишься и выйдешь из салона. Поняла, ласточка?
– Да.
– Молодец. – Он ее поцеловал.
Через час Галка встретилась с дядей Лешей у памятника Гагарину. Старый милиционер уже немного протрезвел. Он сел на переднее сиденье. В переулке Нефтяников Галка остановила машину. Вышла. И сзади в салон влез Художник:
– Привет, дядя Леша.
– Здорово, коль не шутишь.
Шайтан уселся за руль.
Галка нерешительно оглянулась. А потом выругалась про себя и стремительно пошла прочь. Подняла руку, остановила такси.
– Проедемся, – сказал Художник.
