Между тем женщина теперь смотрела прямо на него. Видеть ее лица он не мог, да и не хотел. Что-то подсказывало ему: не стоит видеть, что скрывается под ажурной тканью.
– Баю-бай, баю-бай, поскорее засыпай, – раздался негромкий голос.
Простые слова, всего лишь колыбельная. Но Дмитрий почувствовал, как в животе будто невесть откуда взялся кусок льда: нутро заледенело, ладони похолодели. Он хотел бежать отсюда, но не мог двинуться с места. Женщина полузабытым жестом поднесла руки к лицу, взялась за края вуали, собираясь приподнять ее.
«Мама!» – хотел произнести Дмитрий, но не сумел.
В этот момент за спиной раздался хлопок. Кто-то ударил в ладоши возле самого его уха. Дмитрий не выдержал и вскрикнул, сердце колотилось о ребра так, что готово было пробить грудную клетку.
Обернувшись, он увидел позади себя пустую комнату. Никого, кто мог бы напугать его, разыграть так глупо – подкрасться и хлопнуть в ладоши, как озорной мальчишка, не было.
Вконец перепуганный, замороченный, он снова резко развернулся, посмотрел на сидевшую в кресле женщину (свою покойную мать?). Только вот кресло оказалось пустым. Женщина исчезла, будто ее и не было тут секунду назад.
«Я схожу с ума», – пронеслось в мозгу.
В голове крутилась бешеная карусель мыслей, страхов, образов, и Дмитрий, желая остановить это, обеими руками вцепился в нее, сжал виски.
Дверь в спальню была открыта, и Дмитрий, едва не теряя сознание от страха, увидел, что там кто-то есть. Раздался едва слышный скрип – этот «кто-то» поднялся с кровати, следом послышался звук шагов.
«Показалось!» – попробовал он убедить себя, но в дверном проеме мелькнула тень: человек (человек ли?) быстро прошел, Дмитрий не успел понять, кто это был.
Мысль о том, что в спальне, в двух шагах от него, – призрак матери, умершей много лет назад, даже не пугала – сбивала с ног, и он не мог заставить себя успокоиться, решить, что делать.
«Они прямо за вами! Почему вы не видите! Почему не верите?» – эти слова вдруг прозвучали в его сознании. Еще минуту назад Дмитрий готов был поклясться, что не понял, о чем говорила Наталья, не расслышал, а теперь вот был уверен: она произнесла именно это! Она действительно видела что-то, чего они с отцом не могли разглядеть, и пыталась предупредить, уберечь пасынка от… чего? Что за ужас таится в этом доме?
В комнате внезапно стало не только холодно, но и темно – причем стемнело резко, одномоментно, как будто кто-то набросил накидку на клетку с волнистыми попугайчиками.
Мрак за окнами был таким, про который говорят «хоть глаз выколи».
«Надо зажечь электричество или свечи. Но где находится выключатель? Куда положили свечи?»
Вопросы были простые, легко решаемые, однако Дмитрию не хватало мужества и силы воли, чтобы сделать хоть что-то, кроме…
«Бежать. Нужно уйти отсюда», – выбралась, наконец, на поверхность сознания здравая мысль, и Дмитрий, не рассуждая, рванулся к дверям. Вцепился в ручку, повернул толкнул от себя. Дверь не поддалась.
«Она открывается в обратную сторону, болван!» – вскричал внутренний голос, и Дмитрий послушно дернул упрямую дверь. Потом еще раз. Та не желала открываться.
«Замок! Я же ее запер», – чуть не подвывая от облегчения, несчастный пленник повернул ключ в замке. Тот повернулся, раздался сухой щелчок, похожий на выстрел.
Но даже при незапертом замке дверь не поддавалась.
– Помогите! – всхлипнул Дмитрий.
Он дергал ручку туда-сюда, толкал дверь плечом и, уже не в силах совладать с собой, бился в нее и кричал о помощи, умоляя выпустить его.
В доме полно народу: отец, Наталья, слуги. Почему же никто не слышит? Не бежит к нему, не пытается вызволить?
– Это не ваш дом, – прозвучало откуда-то сбоку, со стороны спальни, где кто-то (Покойница!) ходил, перемещался, подкарауливал Дмитрия. Голос был женский, хрипловатый, не разберешь, знакомый или нет.
Дмитрий замер, припав к двери, как к последнему оплоту спасения. Дышал часто-часто, с болезненным присвистом, и чувствовал, что весь взмок, невзирая на холод.
– Мы наблюдаем. Мы ждем. Вы уйдёте, – проговорил все тот же голос.
Обернувшись, Дмитрий прижался затылком к двери в инстинктивном желании защититься: ведь лучше смотреть опасности в глаза, чем подставить под удар беззащитную спину.
Огонь в камине пылал ярко, будто кто-то подкинул дров, однако более-менее освещенной была лишь часть комнаты, все остальное скрывалось во тьме. Тьма эта казалась живой, враждебной; Дмитрию чудилось, что оттуда в любой момент могли выползти чудовища… и он оказался не так уж неправ.
На противоположной камину стене прыгали, переплетались причудливые тени, вязкие и тягучие, словно густая карамель. В дверном проеме стояла темная человеческая фигура.
– Оставьте меня, – простонал Дмитрий. – Я ничего вам не сделал. Кто вы?
Не произнося ни слова, фигура – все та же женщина в темном платье и траурной вуали – двинулась к нему.
Вжимаясь в дверь, желая стать незаметным, Дмитрий увидел, что кроме жуткой гостьи к нему движутся и другие маслянисто-черные силуэты. Комната была полна людей. Разглядеть их в темноте не получалось, но ему подумалось, что (хотя бы в этом) судьба сжалилась над ним: куда милосерднее было не открывать лиц.
«Нужно было послушать тебя, – с тоской подумал Дмитрий, мысленно обращаясь к Наталье. – Надо было убираться отсюда».
Он откуда-то знал, что сейчас истекают его последние минуты в подлунном мире, что ему не спастись, не выбраться, и, понимая, что обречен, вдруг успокоился, внутренне собрался.
Твари, порожденные тьмой, обступили Дмитрия со всех сторон, стояли совсем близко. Стылые, безмолвные, бездыханные, они пришли, чтобы забрать его с собой, утащить в свой ад. Дмитрий знал, что они вот-вот коснутся его, и молился о том, чтобы умереть прежде, чем ощутить ледяную тяжесть мертвых рук.
«Простите и прощайте!» – слова, обращенные к любимым, к тем, кто оставался жить, сверкнули в сознании яркой звездной вспышкой, а потом навалилась тяжесть, все тело сковал ледяной панцирь, не дававший двигаться и дышать.
«Самое умное в жизни – все-таки смерть, ибо только она исправляет все ошибки и все глупости жизни», – успел подумать Дмитрий, вспомнив слова Ключевского, трудами которого он в последнее время зачитывался.
А после все, что его окружало, погасло навеки.
Глава шестая
Хотя Николай Федорович и заявил жене безапелляционно, что ни разу не видел в доме ничего необычного и страшного, это была ложь.
Видел, еще как видел! И только болезненное упрямство, которое никак не получалось побороть, только неумение отступать, неоценимое в деловых вопросах, не давало ему внять просьбам Натальи и бежать из зачарованного дома, куда глаза глядят.
