Это была, собственно говоря, гонка за овладение Нилом. Ширкух был первым; в начале 1167 г. с 2 тысячами конных воинов он отправился в путь через пустыню по долине Вади-аль-Гизлан, чтобы избежать встречи с франками, но попал в страшную песчаную бурю. И все же он добрался до Нила, выйдя к Атдаиху, в 75 км к югу от Каира, где его войско могло без опаски переправиться через реку. Едва ему удалось это сделать, как на противоположном правом берегу появился Амори. Он спешно покинул Палестину, как только получил известие о передвижении врага. Две армии начали двигаться в направлении Каира по обоим берегам реки. Там Амори разбил свой лагерь близ Фустата, в то время как Ширкух занял позицию напротив него у Гизы. Каждый ждал, что предпримет противник. Тем временем Шавар пришел в себя после внезапного вторжения франков. Вначале он не знал, как следует к ним относиться: как к врагам или как к союзникам. Амори воспользовался дружеским отношением визиря, чтобы оформить их союз на более формальной основе. Однако, зная о его переменчивом характере, король решил, что договор должен был быть ратифицирован лично халифом. Его условия предусматривали, что Египет немедленно выплатит королю 200 тысяч динаров и точно такую же сумму впоследствии за помощь в изгнании врага. После заключения соглашения Амори протянул свою руку послам халифа, чтобы те пожали ее, и потребовал подобного от халифа.
Представление христианских послов халифу, который почитался священной личностью и которого допускалось лицезреть только самым высокопоставленным мусульманам, было делом до того невиданным. Но Амори мог теперь диктовать свои собственные условия. Разрешение на встречу было дано, и в необычное посольство были выбраны Гуго Кесарийский и тамплиер Джеффри Фулчер. Сам визирь препроводил их, с соблюдением всех скрупулезно разработанных правил восточной церемонии, в роскошный Великий дворец Фатимидов. Их вели тайными переходами, и они проходили через двери, которые охраняли рослые суданцы, салютовавшие обнаженными мечами. Они миновали просторный двор под открытым небом, окруженный аркадами, покоившимися на мраморных столбах; прошли по покоям с резными потолками, инкрустированными золотом, раскрашенными в разные цвета, и с мозаичными полами. Вся обстановка с каждым шагом все больше поражала грубых рыцарей, не привыкших к утонченности и высокому вкусу восточного двора. Здесь они видели мраморные фонтаны, дивно певших птиц с роскошным оперением, неизвестных западному миру. Там, в дальнем зале, еще более великолепном, чем первый, находились «самые разнообразные звери, каких только искусная рука художника могла изобразить и воображение поэта представить. Могли они появиться только в ночных видениях спящего. Такое можно увидеть в странах Востока и Юга, но на Западе – никогда и едва ли могли даже услышать». Наконец, миновав лабиринт переходов и поворотов, рыцари вошли в тронный зал, где толпа пажей в торжественных нарядах свидетельствовала о великолепии своего господина. Трижды визирь, отстегнув свой меч, распростирался на полу ниц, выказывая смирение перед своим Богом. Пока неожиданно и резко не раздвинулись в стороны тяжелые занавеси, затканные золотом и украшенные жемчугом, и все увидели халифа в невиданно роскошных одеждах, восседавшего на золотом троне.
Визирь представил иностранных рыцарей и подобострастно доложил о грозившей извне опасности и о дружественном отношении короля Иерусалима. Халиф, едва вышедший из детского возраста, «смуглый, высокий и привлекательной внешности», ответил со спокойным достоинством. Он сказал, что хотел бы искренне подтвердить свою приверженность заключенным с его возлюбленным союзником соглашениям. Но когда его попросили подать свою руку в знак своей им верности, он несколько поколебался, и чувство возмущения, вызванное странным предложением, охватило придворных. Однако, выдержав паузу, халиф протянул свою руку в перчатке Гуго Кесарийскому. Прямодушный рыцарь сказал ему без уверток: «Мой господин, честное слово должно даваться открыто, с доверием, присущим князьям». Только тогда, с большой неохотой, словно это роняло его достоинство, халиф, выдавив на лице улыбку, снял перчатку и, пожимая руку Гуго, слово в слово повторил клятву в верности заключенному договору. Так описывает эту встречу Гийом Тирский, в арабских хрониках сообщение о посольстве отсутствует.
Когда договор был, таким образом, ратифицирован, Амори I собирался навести мост из подручных судов через Нил. Но присутствие противника на противоположном берегу помешало его планам, и он решил прибегнуть к другому средству. Обнаружив на реке остров, где Нил раздваивался на два рукава, король Иерусалима переправил на него ночью свое войско, а оттуда на судах перевез его на другой берег. Ширкух слишком поздно обнаружил противника, который успел высадиться, и потому отступил в Верхний Египет. Король, преследуя Ширкуха, нагнал его армию у «двух ворот» (аль-Бабан), в 15 км к югу от Миньи (Эль-Миньи). Здешняя местность представляла собой равнину, где обрабатываемые поля подходили к пустыне и многочисленные песчаные холмы служили укрытием для бойцов. Командиры Ширкуха вначале советовали ему не ввязываться в сражение. Но один из них выступил и решительно заявил: «Те, кто боятся смерти и рабства, не служат царям. Пусть они станут пахарями или останутся дома со своими женами». Саладин и другие поддержали его, и Ширкух, всегда готовый к жестоким схваткам, охотно выступил на битву (18 апреля 1167 г.). Он поставил обоз в центре под прикрытием войск Саладина, которым предстояло выдержать первый главный удар нападавших. Саладин отдал приказ при начале сражения отступить, увлекая за собой противника, а потом контратаковать, когда на то представиться случай. Ширкух взял на себя командование правым флангом. Это были конники, вооруженные пиками, и их задачей было отсечь арьергард противника, состоявший из менее боеспособных египтян. Все сложилось так, как он намечал. Саладин увел франков, египтяне были отрезаны и разгромлены. И когда крестоносцы вернулись после преследования, то обнаружили, что их союзники бежали. Тогда они поспешно отошли, бросив обоз, а Гуго Кесарийский попал в плен. Ибн аль-Асир утверждает, что это событие произошло месяцем ранее. Данные о количестве участников сражения также разнятся. Арабские историки говорят, что у Ширкуха было только 2 тысячи всадников. Гийом Тирский, с другой стороны, оценивает силы сарацин в 9 тысяч воинов, одетых в кольчуги (loricis galeisque), в 3 тысячи лучников и по меньшей мере в 10 тысяч арабов, вооруженных копьями. У латинян, как он утверждает, было всего лишь 374 рыцаря, неизвестное число легкой пехоты (туркополов) и небольшой отряд египтян, которые были скорее в тягость, нежели настоящими помощниками в битве.
Однако победители не были достаточно сильны, чтобы развить свой успех, совершить марш на Каир и окончательно покончить с Шаваром и Амори. Предпочитая не рисковать, Ширкух пошел на север по дороге через пустыню и без боя занял Александрию. Он сделал губернатором города Саладина и оставил ему половину своего войска, а сам, с другой половиной, снова ушел на юг для сбора дани с Верхнего Египта.
Объединенные силы франков и египтян взяли в осаду Александрию, а флот христиан установил блокаду побережья. Оборона города была первой самостоятельной военной операцией Саладина, и он проявил себя весьма достойно. Он мог рассчитывать на поддержку не более тысячи ближайших соратников, и он находился в среде смешанного и частично иностранного населения, зачастую недовольного, которое, не колеблясь, могло как выступить против слабой власти, так и встать на защиту города от диких и кровожадных франков. И все же городские купцы и торговцы не могли скрыть ужаса перед осадными машинами и прочими адскими устройствами, которые «неверные» подогнали под стены города. Тем более что запасы продовольствия таяли, и люди уже начинали голодать. Наконец жители города взбунтовались и открыто заговорили о необходимости сдаться: «Зачем нам страдать из-за чужеземца и защищать чужое дело?» Тем временем Саладин послал гонца к дяде с просьбой о помощи. Ширкух поспешил к городу из Верхнего Египта с большой добычей. Новость окрылила людей, которых Саладин всячески ободрял, обещая подход подкреплений. Своими рассказами об ужасной жестокости франков к тем, кто сдался на их милость, он вселил в защитников отчаянную храбрость. Они продержались уже 75 дней, несмотря на голод и следовавшие один за другим приступы, когда пришла весть о том, что Ширкух осадил Каир. Тогда Амори оставил мысль о взятии Александрии, и был подписан мирный договор (4 августа 1167 г.), согласно которому обе стороны обещали оставить Египет египтянам. Александрия сдалась Шавару, произошел обмен пленными, и Ширкух повел остатки своего потрепанного войска обратно в Дамаск. Перед тем как отправиться в Сирию, Саладин провел в лагере Амори несколько дней, скорее в качестве заложника, чем гостя. Тем не менее он приобрел ценный опыт. Он вполне мог наблюдать за образом жизни рыцарского ордена и характерной для него дисциплиной и, вероятно, сдружился там с Хамфри де Тороном. Этот рыцарь, как указывал Гийом Тирский, состоял, по крайней мере с одним из эмиров сарацин, в братских отношениях (fraterno fœdere junctus erat). Весьма возможно, что именно тогда Хамфри посвятил Саладина в христианского рыцаря.
